— Сказать по правде, — продолжил он, — я еще позавчера хотел кое о чем у тебя спросить, но так и не решился. Ты знаешь, что Малабо когда-то назывался Кларенс? Довольно странное имя для испанки, ты не находишь?

— Да, я знаю, — ответила она, покачав головой. — Раньше я думала, что это имя какой-нибудь героини из английского романа. А потом узнала, что так назывался этот остров, когда его объявили английской колонией — в честь короля Георга, герцога Кларенса.

Она вкратце объяснила, что несколько человек из ее семьи жили здесь в колониальную эпоху. Она не стала вдаваться в детали, поскольку не хотела привлекать излишнего внимания к этой теме; в конце концов, речь шла о колонизации страны Лахи. После встречи с Инико она поняла, что весьма немногие сохранили о той эпохе добрые воспоминания. К тому же, она знала историю лишь с точки зрения белых, и потому решила проявить осторожность, когда речь заходила об Испании.

Однако Лаху, казалось, ничуть не смущало, что потомок колонизаторов проявляет интерес к прошлому его страны.

— Так вот почему тебя понесло в Сампаку! — воскликнул он. — Инико рассказывал, что ты искала какие-то старые документы тех времен, когда там служил твой отец. Тогда еще был ужасный ливень! Представляю, как ты удивилась, воочию увидев плантацию: все ведь оказалось совсем не так, как тебе рассказывали?

— Да, не так, — ответила она с притворным разочарованием. — Зато потом я увидела пробковые шлемы, мачете, мешки с какао.

Лаха рассмеялся, и Кларенс порадовалась, что у него есть чувство юмора. Это говорило о том, что с ним можно разговаривать на любые темы.

— Не знаю, известно ли тебе, — сказал он, — что на языке буби Малабо называется Рипото, что означает «место для чужаков». Хорошо, что твой отец выбрал для тебя первое название, а не второе! Но, в любом случае, если отец назвал тебя в честь этого места — значит, оно было ему действительно дорого.

— Я тоже скажу тебе кое-что, Лаха, — призналась она. — Всех моих знакомых, кто достаточно долго прожил на этом острове, и кто еще жив, роднит одно: все они признаются, что до сих пор видят его во сне. — Она немного помолчала. — И когда они говорят об этом, их глаза наполняются слезами.

Лаха кивнул, словно понял ее всем сердцем.

— А ведь они родились не здесь... — заметил Лаха, печально глядя на нее.

Кларенс вдруг пришло в голову, что где-то она уже читала о белых, о которых никто даже не вспомнил, а они родились на острове и считали его своей родиной. О белых, которые не выбирали, где родиться, и были вынуждены покинуть землю своего детства, зная, что никогда больше не увидят тех мест, где впервые открылись их глаза... Но она ничего не сказала, поскольку вряд ли Лаха имел в виду именно их.

— Представь, что чувствовали все те, кому пришлось жить в изгнании!.. — Лаха снова вздохнул. — Ну ладно, как бы то ни было, мы здесь. Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь, но все же не строй иллюзий. В развивающихся странах образование находится в самом конце списка требуемых улучшений.

Она задумчиво кивнула. Они молча направились в сторону комплекса университетских зданий с белеными стенами, аркадами и красными крышами, украшенными узкими зелеными карнизами. Двор университета пестрел газонами и клумбами; под солнцем сияли листья пальм, обрамлявшихся красные глинистые дорожки.

— Скажи мне кое-что, Лаха, — попросила Кларенс, когда они подошли к двери главного здания. — Я, в общем-то, догадываюсь, но хочу быть уверенной. — Вы с братом — буби или фанг?

— Буби, — ответил он. — Хорошо, что ты не спросила об этом у Инико, — рассмеялся Лаха. — Он бы не на шутку оскорбился и спросил: «А разве не очевидно?»

В последующие дни Лаха стал для Кларенс самым гостеприимным хозяином. По утрам каждый занимался своими делами. Пока он осматривал нефтяные предприятия, Кларенс искала старые документы по истории Гвинеи — как в университетской библиотеке, так и в других библиотеках города, особенно в библиотеках Испано-Гвинейского культурного центра и испанской школы в квартале Эла-Нгуэма, в слабой надежде найти что-нибудь полезное об интересующей ее эпохе — скажем, переписи, фотографии или завещания.

По вечерам Лаха знакомил ее с городскими достопримечательностями, а потом они сидели на набережной, глядя на море и спокойно беседуя. Лаха пытался водить ее в рестораны местной кухни, но уже через два дня понял, что ей ближе рыбная кухня «Яхт-клуба» или итальянская еда в «Пицца-Плейс», чем огромные улитки, которых подавали в других местах.

Да, Кларенс по-настоящему наслаждалась отпуском, но в то же время осознавала, что время уходит, а она так ни на йоту и не приблизилась к главной цели своего путешествия.

И куда идти и что делать, она тоже не имела понятия.

Она вспомнила, как Фернандо Гарус говорил, что собирается ненадолго уехать, но вроде бы должен был уже вернуться в Сампаку. Наверное, у него что-то случилось... В крайнем случае, она может встретиться с Инико и расспросить его о детстве, раз уж он ни разу не соизволил составить им компанию в эти вечера.

От Лахи ей мало что удалось узнать: он почти ничего не помнил о жизни на плантации.

Он был на шесть лет моложе брата, и его первые воспоминания детства были связаны с городским домом и школой в Санта-Исабель. Кларенс пришла к выводу, что первые годы жизни братья провели порознь, но пока еще не решалась углубляться в эту тему. Лишь однажды она как бы мимоходом спросила Лаху об Инико, и тот сказал, что работа представителем нескольких компаний, торгующих какао, вынуждает его проводить много времени на острове. Именно поэтому они и познакомились в Сампаке: Инико ведет счета и взимает плату с арендаторов-буби.