Кармен передала шляпу Хакобо. Кларенс показалось, что у отца задрожали руки, и он поспешил передать пробковый шлем брату, словно не желал даже прикасаться к этому предмету. Ей показалось, или он действительно прикрыл глаза от внезапной боли? В отличие от Хакобо, Килиан взял в руки шлем с величайшей нежностью. Его пальцы снова и снова скользили по щербине на твердом обруче.

Внезапно он поднялся.

— Простите меня, — прошептал он. — Уже поздно, а я устал. Пойду спать.

Несколько секунд он удрученно смотрел на племянницу.

— Спасибо, Кларенс, — сказал он наконец.

Тяжелым медленным шагом он вышел из столовой. Кларенс показалось, что он постарел за эти минуты. Она никогда не думала о своих родственниках как о стариках, проживающих последний этап жизни. Плечи Килиана сгорбились, ноги подгибались. Вся былая сила, которую он излучал прежде, в одночасье покинула его.

Остальные по-прежнему хранили молчание. Кларенс уже пожалела, что устроила эту провокацию, и теперь сидела, опустив голову, кляня себя, что пошла на поводу у своего любопытства, не посчитавшись с чувствами остальных.

Мать протянула руку и ободряюще сжала ее ладонь.

— Не волнуйся, Кларенс, — ласково сказала она. — У него это пройдет. Просто этот вечер открыл ящик с воспоминаниями.

Затем Кармен повернулась к мужу.

— Вы много лет провели в Гвинее и слишком давно оттуда уехали. Вполне естественно, что вам стало грустно.

— С ним всегда это происходит, стоит только заговорить о Гвинее, — вздохнула Даниэла. — Думаю, лучше при нем не касаться этой темы.

Хакобо покачал головой.

— Ну, а ты, Кларенс? — спросил он, изображая интерес, которого, как была уверена его дочь, на самом деле вовсе не испытывал. — Вошла ли Африка в твою плоть и кровь?

Кларенс покраснела до корней волос.

На смену необычайно холодной весне пришло лето. Долина Пасолобино наполнилась туристами, бегущими от жары из равнинных земель. В конце августа наступило время последних празднеств в честь святого патрона, в чей день в былые эпохи народ праздновал окончание сбора урожая и прощался с теплыми летними днями до будущего года.

Кларенс выглянула в окно. Деревенский оркестр вышел из-за угла и остановился перед их двором. Рев труб и грохот барабанов разносился по всей улице, украшенной гирляндами разноцветных флажков, свисавших с фасадов домов. Бедным флажкам приходилось противостоять как порывам ветра, так и попыткам детишек допрыгнуть до них и сорвать.

За музыкантами следовала толпа детей и подростков; они танцевали на ходу, подняв руки кверху и издавая радостные крики.

Две девочки подошли к их воротам с большой корзиной, в нее Даниэла положила какие-то конфеты и сладости, которыми хозяевам и гостям предстояло угощаться после мессы в честь святого.

Музыканты закончили игру, и Даниэла предложила им по стаканчику сладкого вина из особого бочонка, извлеченного по такому случаю из погреба Каса-Рабальтуэ.

Кларенс улыбнулась. Даниэла всегда утверждала, что все эти народные праздники имеют привкус старого вина, много лет стоявшего в бочках, которые лишь изредка выкатывали для подобных мероприятий, где его принимали на ура после торжественной мессы. Музыканты направились своей дорогой: им предстояло обойти всю деревню.

Даниэла бросилась вверх по лестнице и встала рядом с Кларенс, глядя сверкающими глазами.

— Что ты собираешься надеть? — спросила она. — Шествие вот-вот начнется.

Согласно установившейся традиции, каждый год несколько крепких мужчин несли на плечах по улицам деревни изображение святого. За ними следовали женщины и дети, одетые в национальные костюмы долины. После окончания шествия фигуру святого устанавливали на площади, где жители деревни устраивали танцы, а затем фигуру снова возвращали в церковь до будущего года.

Национальный костюм состоял из множества нижних и верхних юбок, корсажа на шнуровке и всевозможных платков и шейных косынок. Кларенс потребовалось больше часа, чтобы все это на себя надеть. Ох уж эти наряды, прически, шейные и головные платки... Впервые в жизни ей было лень наряжаться.

— Ну, а ты, Даниэла, чего ждешь? — спросила она, как спрашивала каждый год. — Почему не одеваешься?

— Я? — переспросила та, с улыбкой пожав плечами. — Ну, меня это никогда особо не привлекало. Но мне нравится, когда ты наряжаешься. Кстати, кого ты выбрала в этом году себе в пару для танцев?

— Кого-нибудь найду, — равнодушно бросила Кларенс.

Кларенс закрыла глаза, представив рядом с собой Инико, одетого в темные облегающие штаны, белую рубашку с подвернутыми до локтя рукавами и безрукавку, с широким поясом вокруг талии и с платком на голове.