«Вот бы все эти зеваки рты разинули!» — со злорадной усмешкой подумала она. Как бы он выделялся своим могучим ростом среди всех этих парочек, как бы грациозно он прыгал и кружился под звуки кастаньет, украшенных разноцветными лентами.

Она закусила губу, как живого, увидев перед собой Инико, которого никак не могла изгнать из памяти с той самой ночи на дискотеке в Малабо. После него все другие мужчины казались ей ущербными. Никто из них не обладал его необоримым магнетизмом. Никто.

— Мы всегда можем обратиться к нашим холостым кузенам... — напомнила Кларенс.

— Радость моя, это, конечно, неправильно, но все же что-то в этом есть. Боюсь, в виду такого положения дел, нам придется вернуться к старинным обычаям. Кстати, ты знаешь, что теперь больше не нужна папская булла, чтобы выйти замуж за кузена?

— Ну что ты глупости говоришь! — рассмеялась Кларенс. — Идем, уже пора!

— Подожди минутку... — Даниэла в последний раз поправила ей прическу. — Кстати, ты заметила: у тебя появилось несколько седых волос? Говорят, они появляются от сильных переживаний.

«Неудивительно», — подумала Кларенс.

Прошло уже несколько недель, а дело так и не сдвинулось. Хакобо и Килиан упорно избегали гвинейской темы, а она не отваживалась спрашивать напрямую. Месяц назад в Пасолобино снова приехала Хулия, но они с тех пор виделись всего пару раз. Оба раза Кларенс старалась переключить разговор на свою поездку, постоянно упоминая имена Саде, Бисилы, Лахи и Инико, но, если ее подруга что-то и знала, то упорно хранила молчание. С тех пор у Кларенс возникло ощущение, что Хулия стала ее избегать.

Сколько раз ее одолевало искушение пойти к отцу и высказать ему все свои подозрения; но всякий раз она отступалась. Она должна иметь неопровержимые доказательства, чтобы пытаться разоблачить семейную тайну подобного рода. И с каждым разом она чувствовала себя все более растерянной: подсказки Хулии привели ее в тупик, из слов и реакций Хакобо и Килиана она тоже мало что смогла почерпнуть, и, в довершение всего, так и не сумела понять, что означают загадочные слова Симона. Он, помнится, сказал, что, если ее глаза не дают ответа, она должна искать его у колокола буби. Да уж, загадка...

В общем, она решила набраться терпения и ждать, пока небо пошлет ей знак. Как будто это так просто...

— Ты молчишь, Кларенс, — голос Даниэлы вывел ее из раздумий. — Я спросила, чем ты так озабочена.

— Ах, прости, — ответила Кларенс. — В последние дни у меня слишком много свободного времени. Вот вернусь к работе, и все пройдет.

— Да, конечно. Папа тоже последние недели ходит задумчивый и выглядит как будто виноватым. Не замечала?

Кларенс кивнула. В последнее время Килиан все больше либо бродил по полям и окрестным дорогам, либо сидел в своей комнате. После ужина он больше никогда не оставался поболтать с остальными. И по правде говоря, он вообще почти не разговаривал за столом.

— Наши отцы стареют, Даниэла.

— Да, старость — не радость, — вздохнула та. — На этом этапе жизни с человеком случается одно из двух зол: либо у него портится характер, либо он угасает. С твоим отцом происходит первое, с моим — второе, — она глубоко вздохнула. — Боюсь, с ними это уже началось. Мне повезло больше.

После шествия и танцев их ждал обильный ужин в Каса-Рабальтуэ, на который были приглашены дядья и тетки, кузены и кузины из других деревень. Застолье, как всегда, затянулось за полночь по причине бесконечных разговоров, повторявшихся из года в год: всем известные анекдоты с бородой, всевозможные истории из жизни деревни и долины в целом, сплетни о предках и соседях.

Кларенс, как обычно, наслаждалась ежегодным застольем, но теперь к этой радости примешивалась легкая печаль: слишком уж оно ей напомнило Общий дом в миниатюре. А впрочем, она уже и раньше знала из рассказов дяди, что между ними немало общего.

Наконец, гости поднялись из-за стола, чтобы принять участие в народных танцах и пении. Едва заняв свое место, один из певцов народного ансамбля с гитарами, бандурами и лютнями завел глубоким барионом красивую мелодию, глубоко тронувшую сердце Кларенс. Она опустила голову и закусила губу, чтобы слезы не хлынули потоком из глаз.

А певец снова и снова повторял строки припева:

Вернется май, и деревья

Листвой оденутся вновь,

Но никогда не воскреснет

Умершая раз любовь.

Любовь умерла, я знаю,

И ей никогда не ожить,

И дуновение мая

Не сможет ее возродить

Кларенс смогла набраться терпения, дожидаясь подходящего момента, который все не наступал, чтобы раскрыть семейную тайну; но не могла не думать об Инико. Прошло уже три месяца после возвращения с Биоко.