— О, гвинейские жареные бананы! — воскликнул Хакобо. — Это настоящий деликатес! В Сампаке у нас был повар-камерунец, который готовил лучшие на свете жареные бананы...

Кларенс сомневалась, что сможет рассказать о своей поездке все по порядку.

В этот вечер все были и преисполнены радости и нетерпения. Наконец, Килиан принял серьезный вид и спросил, как ей понравился остров. Она неустанно говорила на протяжении нескольких минут, и никто ни разу ее не перебил. Она рассказала о наиболее забавных происшествиях, о самых интересных достопримечательностях, которые посетила, о любопытных особенностях культуры буби. Чудесная поездка по восточной части острова сжалась в ее рассказе до простого перечисления названий посещенных деревень, якобы, в компании двух профессоров Малабского университета, помогавших ей в ее работе.

Рассказ о своих визитах в Сампаку она намеренно оставила на самый конец. Кларенс рассказала, как приехала на плантацию, как делают какао. Внезапно она поняла, что вокруг воцарилась мертвая тишина. Даниэла и Кармен внимательно слушали. Хакобо вертел в пальцах корочку хлеба, непрестанно покашливая, словно у него першило в горле. Килиан сидел, уставившись в тарелку.

Кларенс, поняла, что ее рассказ перенес их в иное место и в иные времена, и решила поведать об одной из главных сенсаций.

— А вы знаете, что больше всего меня поразило за все время пребывания на Биоко? — спросила она. — Кто-то до сих пор приносит цветы на могилу дедушки Антона.

Кармен и Даниэла удивленно охнули.

Хакобо замер.

Килиан поднял взгляд и пристально уставился на племянницу, чтобы убедиться, не лжет ли она.

— Вы не знаете, кто бы это мог быть?

Оба покачали головами, нахмурив брови.

— Я думала, может быть, Симон... Но нет, не похоже, — покачала она головой.

— А кто такой Симон? — спросила ее мать.

— Дядя Килиан, — обратилась к нему Кларенс, — в Сампаке я познакомилась с одним человеком, уже стариком, который сказал, что был твоим боем все те годы, что ты там провел.

Ей показалось, что глаза Килиана затуманились.

— Симон... — прошептал он.

— Вот только не говори, что бывают такие совпадения! — весело крикнул Хакобо. — Подумать только: Симон еще жив и живет в Сампаке! А как ты ухитрилась с ним поговорить?

— Вообще-то, это он меня узнал меня. Сказал, что я очень похожа на вас.

Она вспомнила, что мамаше Саде ее лицо тоже показалось знакомым, но ничего не сказала. Не сейчас, решила она. Позже.

— Так вот, нас познакомил один человек, с которым я познакомилась еще раньше, он тоже работает на плантации. Его звали... его зовут Инико, — она едва смогла произнести его имя.

Он уже превратился в героя рассказа. Он перестал быть мужчиной из плоти и крови.

Хакобо и Килиан бегло и многозначительно переглянулись.

— Инико... Какое странное имя! — заметила Даниэла. — Очень красивое, мне нравится, но странное.

— Это нигерийское имя, — пояснила Кларенс. — Его отец работал на плантации как раз в то время, когда вы там жили. Его звали Моси.

Килиан облокотился о стол, сжав голову огромными ладонями, словно она вдруг стала неподъемной. Хакобо закрыл руками лицо, чтобы скрыть улыбку, проступившую на губах. Оба казались взволнованными.

— Вы часом его не знали? — спросила Кларенс.

— На плантации было более пятисот рабочих! — проревел ее отец. — По-твоему, мы должны помнить всех и каждого?

Кларенс, как ни была ошарашена, все же смогла взять себя в руки и ответить.

— Я знаю, что их было много, — рассерженная выпадом отца, она тоже повысила голос, защищаясь. — А как насчет Грегорио, Марсиаля, Матео, Сантьяго?.. Уж их-то вы должны помнить?

— Оставь этот тон, дочка! — Хакобо погрозил ей пальцем. — Конечно, мы их помним; они были такими же служащими, как и мы.

Он замолчал и как-то странно покривил губы.

— Кстати, откуда ты узнала их имена? — спросил он.

— Я видела их в архивах плантации. Я нашла там ваши дела и дело дедушки Антона. Они все еще там, вместе с историями болезни. Кстати, папа... — вспомнила она, — я не знала, что ты несколько недель пролежал в больнице. Должно быть, ты был серьезно болен, вот только там не написано, чем именно.

Кармен повернулась к мужу.

— А я ведь этого не знала, Хакобо, — заметила она. — Почему ты мне никогда об этом не рассказывал?

— Я вас умоляю! — закатил глаза Хакобо. — Я уже и сам не помню, — он взял бутылку, чтобы налить себе еще вина; его рука дрожала.