Но тогда их просто извещали, что одного из тех, кто еще вчера был жив, теперь не стало. Однако уверенность, что он должен быть рядом с отцом, когда тот испустит последний вздох, разрывала сердце. Этот опыт Килиан не хотел переживать, но в то же время не мог найти способ избежать.

Он уже не знал, что сказать. Они беседовали больше часа... Килиан не сомневался, что мать была бы рядом лучшим собеседником отца в последние минуты его жизни. Более ласковым, во всяком случае. Килиан подумал о Мариане и Каталине; он только что попросил Валдо отправить им телеграмму, в которой сообщал эту печальную новость. Он столько плакал, что сейчас, в присутствии отца, у него уже не осталось слез. Оно и к лучшему.

— Килиан?

— Да, папа?

— Ты должен позаботиться о доме и о семье. Ты всегда был более ответственным, чем Хакобо. Обещай.

Килиан кивнул, еще не зная, что иные клятвы давят на плечи тяжелее каменных плит. Конечно, он будет заботиться о Каса-Рабальтуэ, как заботились родители, деды и другие предки.

— Почему ты вернулся, папа, если знал, что вы нездоровы? — спросил он. — На Полуострове хорошие врачи, и дома тебе бы обеспечили хороший уход.

Антон поколебался.

— Скажем так: я как старый слон, выбрал это место, чтобы умереть. Я прожил здесь столько лет, что мне это кажется справедливым. Эта земля многое дала нам, сынок. Много больше, чем мы ей.

Килиана не убедил такой ответ.

— Но, папа... — возразил он. — Я думаю, для тебя было бы естественно быть дома, с мамой...

— Даже не знаю, поймешь ли ты, если я попытаюсь объяснить...

Килиан вспомнил, что уже далеко не в первый раз слышит от отца эту фразу.

— Я постараюсь понять.

Антон закрыл глаза и вздохнул.

— Килиан, я не хотел, чтобы твоя мать видела мое мертвое тело. Неужели так трудно понять?

Килиан похолодел от такой откровенности.

— Мы с твоей матерью, — продолжил Антон, — очень любили друг друга, несмотря на разделявшие нас километры. Когда мы прощались, то оба знали, что уже не увидимся. Мы знали это в душе, и нам не нужны были слова. Бог пожелал, чтобы я ушел первым, и я благодарен ему за это...

Голос отца задрожал. Он закрыл глаза и стиснул челюсти, чтобы сдержать слезы. Через несколько секунд он снова открыл глаза, но взгляд уже не был столь безмятежным.

— Я хотел бы немного отдохнуть, — произнес он угасающим голосом.

Килиану хотелось, чтобы стрелки часов побежали в обратную сторону, чтобы время повернулось вспять, возвратив его на зеленые горные пастбища, и чтобы мама готовила жаркое из кролика, саррио с шоколадом и пончики по праздникам, отец привозил подарки из дальних стран, сестра отчитывала его за шалости, уперев руки в боки, брат ходил по каменной стене, жуя кусок хлеба со сметаной, посыпанной сверху сахаром, а свежевыпавший снег приносил радость после уныния поздней осени.

Когда отца не станет, на его плечи ляжет огромная ответственность за семью и дом, передающийся по наследству из поколения в поколение. Как ему хотелось в эти минуты стать Хакобо, который, не моргнув глазом, мог разогнать тоску несколькими глотками маламбы, виски или коньяка и выгнать из души страх при помощи гнева прежде, чем тот угнездится в сердце.

Но он не был Хакобо.

В отчаянии Килиан обхватил голову руками и долго сидел, вспоминая детство и юность.

Он задрожал.

Душа заледенела и ждала, пока ее запорошит снегом.

Он резко повзрослел, и ему стало страшно. Очень страшно.

Дверь открылась, и Килиан с надеждой обернулся. Но это был всего лишь Хосе. Он подошел к постели и крепко сжал руку Антона, надолго задержав ее в своих ладонях.

— Ах, Хосе, мой добрый Хосе! — Антон открыл глаза. — И ты здесь? Ведь это твое лицо? — Он еще пытался шутить. — Мне повезло больше, чем туземцам, Хосе. Ты знаешь, Килиан, что делают буби, когда кто-то тяжело заболевает? Больного выносят в сарай за пределами деревни и оставляют там. Каждый день ему приносят банан или печеный ямс и немного пальмового масла, чтобы не умер от голода. Так продолжается до тех пор, пока смерть не прекратит его страдания.

Он замолчал: столь долгая речь отняла у него много сил.

— Мне об этом рассказывал один миссионер, проживший много лет среди буби. Падре Антонио — так его, кажется, звали. Хосе, я никогда тебя об этом не спрашивал. Скажи: это правда? Вы и впрямь это делаете?

— Духи всегда с нами, Антон, в хижине мы или в больнице. Они никогда не покидают нас.

Антон слабо улыбнулся и закрыл глаза. Хосе мягко высвободил свою руку и подошел к Килиану. Через стенку до них доносились приглушенные голоса.