— Мы можем поговорить у меня в кабинете?

Все четверо перешли в соседнее помещение. Там Мануэль сразу перешел к сути.

— Вот уже несколько месяцев Антон принимает морфин, чтобы заглушить боли, — сказал он. — Он не хотел, чтобы вы знали. Он очень болен, тяжело и неизлечимо. Боюсь, у него осталось лишь несколько дней. Мне очень жаль.

Килиан повернулся к Хакобо.

— Ты что-нибудь знал об этом? — спросил он.

— Столько же, сколько и ты, — печально ответил Хакобо. — Я подозревал, что он нездоров, но мне и в голову не приходило, что все настолько серьезно.

— А ты, Озе?

Хосе помолчал, прежде чем ответить.

— Антон заставил меня поклясться, что я никому не скажу, — признался он.

Килиан в отчаянии опустил голову. К нему подошел Хакобо, такой же понурый, и положил руку на плечо брата. В этот миг они прекрасно понимали друг друга. Они знали, что отец болен, но не думали, что все настолько серьезно. Как он мог скрывать такую серьезную болезнь? А они — как они могли не замечать, что он устает, что у него почти нет аппетита?.. Они-то думали, всему виной жара, он повторял это тысячи раз...

А знает ли об этом мать?

Братья переглянулись; в глазах обоих стояло глубокое горе. Как они расскажут об этом матери? Как сказать жене, что ее муж решил умереть за тысячи километров от нее, и она никогда больше его не увидит?

— Мы можем поговорить с ним? — еле слышно спросил Килиан.

— Да, конечно. Он вот-вот должен проснуться и прийти в себя. Но я надеюсь, что благодаря морфину, он не почувствует, когда начнется агония. — Мануэль похлопал его по плечу. — Килиан... Хакобо... Мне действительно очень жаль... Все мы смертны, и у каждого свой час... — Он снял очки и протер их уголком халата. — Здесь медицина бессильна. Теперь он во власти Бога.

— Бог не посылает болезней, — разъяснил Хосе, когда они вернулись к Антону, по-прежнему лежавшему с закрытыми глазами. — Сущность, создавшая такие прекрасные вещи — солнце, землю, дождь, ветер, облака — не может создать ничего столь скверного. Болезни — это творение духов.

— Не говори глупостей, — буркнул Хакобо. Килиан, повернувшись к отцу, взял его за руку. — Это просто жизнь.

Дочь Хосе наблюдала за ними, стоя у двери.

— У нас, — вдруг тихо произнесла она, — болезнь насылают оскорбленные духи предков, на больного или его близких.

Она подошла к Хосе, явно собираясь продолжить. Килиан заметил, что под белым халатом с короткими рукавами на ней бледно-зеленое платье с большими пуговицами.

— Поэтому мы всеми силами стараемся выразить им почтение и благодарность, принося жертвы, напитки и устраивая погребальные тризны, — закончила она.

Хосе благодарно посмотрел на дочь, сумевшую с такой простотой объяснить то, что ему так трудно было понять. Он молчал, не сводя с нее глаз.

— В таком случае, ответь, — насмешливо произнес Хакобо, сверкая глазами, — что ты делаешь в этой больнице? Почему не идешь призывать своих духов?

Килиана встревожил язвительный тон брата, но она ответила по-прежнему мягко и невозмутимо:

— Чему быть — того не миновать. Но здесь мы хотя бы можем облегчить страдания больного. — Она подошла к постели Антона и осторожно накрыла его лоб влажным платком. — Многие боли можно смягчить при помощи обычной воды, холодной или горячей, примочек и компрессов с пальмовым или миндальным маслом, мази из нтолы, припарок из листьев и трав и микстуры на основе пальмового вина, смешанного с пряностями или морской водой.

Килиан любовался ее маленькими тонкими руками, черневшими на белой ткани. Вот она положила платок на лоб его отцу, слегка прижав, затем сняла, вновь опустила в миску, затем отжала, чтобы удалить лишнюю жидкость, и снова заботливо положила на лоб больного, слегка похлопывая его по щекам подушечками пальцев. Долгое время она была всецело поглощена этим процессом; при этом слушала краем уха разговор остальных, но ее голова была занята лишь тем, что делали руки.

Она не хотела об этом думать.

Не хотела противиться неизбежному.

— Иногда, — сказал Хосе, с гордостью глядя на дочь, — масса Мануэль разрешает мне использовать кое-что из наших наследственных знаний.

Хакобо в гневе вскочил, оборвав его.

— Можно подумать, у тебя есть средство, чтобы спасти отца!

Килиан вернулся к реальности больничной палаты.

— Замолчи, Хакобо! — одернул он брата. — Хосе переживает за отца так же, как и мы, ему так же больно.

Хакобо скептически фыркнул и снова сел.