«Еще жертв, еще…» — продолжал шептать его Дар. Чувство было такое, будто внутри Арона проснулся дикий зверь, и теперь приглядывался, принюхивался. Хорошо хоть, Волков этот зверь как потенциальных жертв не воспринимал.

Надолго ли?

Что-то привлекло внимание Арона, какое-то ощущение. Он повернулся — там, дальше, за площадью, сиял белыми стенами храм Солнечного. Когда Арон был здесь весной, храм уже стоял пустым — прежний жрец умер, нового пока не прислали, — и оставался пустым до сих пор.

«Жертвы…» — прошептал Дар.

— Торис, — позвал Арон, и Волк, еще не успевший далеко уйти, развернулся. — Отправь Кро и Тсена обыскать храм, там могут быть выжившие… И напомни им — ничего не брать, ничего не портить. Внимание Солнечного нам ни к чему.

Когда Волк ушел, Арон откинул голову назад, прижавшись затылком к деревянному косяку двери, и закрыл глаза — так было проще смотреть внутрь эррэ. Быть может получится, хотя бы на время, усыпить свой Мертвый Дар?

Арон не знал, сколько прошло времени, но в реальность его вырвали знакомые голоса.

— Господин Тонгил! Смотрите, каких цыпочек мы нашли!

К нему приближались Кро и Тсен, а между ними, спотыкаясь о тела, с трудом их перешагивая, плелась девушка.

Шена.

Сейчас она была одета куда богаче, чем полгода назад, вот только выглядела далеко не такой хорошенькой — с опухшими от слез веками, с лицом, покрытым красными пятнами. Одной рукой она зажимала себе рот, глуша всхлипы, второй рукой судорожно вцепилась в ладонь девочки лет семи. Арон нахмурился — лицо ребенка показалось ему смутно знакомым — и через мгновение вспомнил: та самая девочка с золотыми волосами, похожая на драгоценную куклу, которую он лечил последней, и чья мать дала ему сонный отвар.

— Вкусные цыпочки! — Кро клацнул зубами, которые сейчас выглядели слишком острыми для человеческих, и захохотал, когда Шена дернулась от него в сторону, почти ткнулась в Тсена, шарахнулась и от второго оборотня и едва не упала.

Арон вздохнул, поднимаясь на ноги.

— Кро, что я говорил о частичной трансформации в присутствии людей?

Оборотень перестал улыбаться, потрогал рукой свое лицо, и его челюсть начала втягиваться назад, а клыки менять форму, становясь менее острыми и более плоскими, пока все не стало полностью человеческим.

— Виноват, забылся, — пробормотал смущенно.

Арон спустился по ступеням и развернулся к девушке:

— Мои извинения, милая, у Кро отвратительные манеры… Скажи, ты ведь видела из храма все, что здесь произошло?

Шена убрала руку ото рта, словно собираясь сказать что-то, но получился только громкий всхлип.

— Как тебе пришло в голову спрятаться в храме? — продолжил Арон. — Ты узнала меня?

Шена мотнула головой — молча.

— Это я узнала, — вмешалась девочка. В отличие от Шены, испуганной она не выглядела, а в голосе и вовсе прозвучали нотки гордости.

— Расскажи мне, — предложил Арон, чуть улыбнувшись.

— Я лучше покажу.

Девочка отпустила руку Шены. Потом подняла правую ладонь и провела большим пальцем себе по лицу от нижней губы до подбородка. Убрала руку, выпрямилась, расправила плечи и слегка наклонила голову набок. И улыбнулась — так, что правый уголок рта приподнялся выше левого — очень знакомой кривоватой улыбкой.

Вот оно как.

Арон трижды хлопнул в ладоши, словно хваля представление, данное лицедеем.

— У тебя зоркий глаз, девочка.

Ребенок сумел узнать его, потому что запомнил особенности мимики, особенности жестов. Хорошо, что среди слуг Аларика Неркаса не нашлось никого с такой отличной памятью… Да, Арон слишком расслабился, решив, будто несколько лицедейских трюков — достаточная маскировка. Урок ему на будущее.

Арон перевел взгляд на Шену — отчего-то ужас на ее лице стал еще сильнее.

— В лесу, в миле отсюда, течет река, — заговорил Арон мягко. — Когда выйдете к берегу, идите вдоль реки на север. Когда стемнеет, не бойтесь — никакая опасность этой ночью вам угрожать не будет. К полудню следующего дня вы выйдете к небольшой рыбацкой деревне. Я хочу, чтобы ты рассказывала всем, кто будет спрашивать, о том, что случилось. О том, как я лечил твоих земляков, как они решили убить меня ради награды и как я вернулся, чтобы восстановить справедливость. И о том, как от шести сотен человек в живых остались только вы двое. Ты поняла меня, Шена?