Ответа она не ждала. Мелкая дрожь — предвестник волн приятной теплоты, уже побежали по ее нервам. Дыхание перешло в еле слышный хрип, пульс участился. Сознание медленно уплывало куда-то в даль и ввысь… Говорить больше не хотелось.

Поток семени пробил себе дорогу так резко и неожиданно, что кузнец вскрикнул…

Сжав тело Сольвейг в порыве страсти, он излился в нее в едином порыве. Обильно и горячо, словно впервые. В пьянящем экстазе он нанизывал ее на свое копье еще сильней, словно, желая проткнуть само мироздание…. И дрожь в ее теле только усиливалась от этого порыва. Он органически чувствовал связь между своими порывами и волнами экстаза, которые отзвуками грома раскатывались внутри нее с каждым извержением его струящегося семени.

И дева не возражала. Она лишь сильнее сжимала его руку, сдерживая свой пронзительный стон.

Излив семя однажды, кузнец не оставил ее в покое. Страсть разгоралась внутри него яростным пламенем.

Перевернув рыжеволосую валькирию на спину, он вторгся в ее локоны своими руками и впился в ее нежные губы. Плоть его, быстро нашла дорогу в ее лоно и пришла в движение, заставив Сольвейг снова ощутить внутренний жар и волны неведомого доселе исступления.

Она так хотела его обнять…. Крепко и страстно. И не решалась, боясь сделать больно. Но страсть, поглотившая их общей волной, заставила забыть обо всем… Только плоть объятая плотью, только страсть, заполнившая пустоту.

Сейчас он был просто сильным и нежным мужчиной, а она мягкой и податливой женщиной, только и всего. Все что было ранее, все различия и догмы стерлись, или остались где-то там, позади. Он просто чувствовал ее, а она наслаждалась им. И больше ничего.

А утром он ушел. Укрыл мерно сопящую деву одеялом, аккуратно поправив раскинутые крылья. Взглянул сквозь задернутое окно на предрассветные сумерки и спящий городок в низине. Тихо спустился по ступенькам, ведущим куда-то вниз, перекусив, чем Бог послал. Закрыл за собой люк и оставил за собой лишь звенящую тишину.

Так было проще. Предчувствие говорило кузнецу, что случившееся этой ночью возможно никогда больше не повторится. Как ни жаль. Он ощущал неотвратимое приближение чего-то неприятного и опасного уже совсем скоро. Жаль, но предчувствия редко его подводили. Гнетущая уверенность в неизбежности события неизменно сопровождалась надеждой что оно, событие — не случится.

Гранитные ступени первого лестничного пролета оканчивались небольшой площадкой и массивной деревянной дверью. За дверью небольшой пыльный погреб, сложенный из самодельных глиняных блоков с небрежно прибитыми, местами поломанными полкам. Темно, сыро. Полная иллюзия запустения. Все как надо.

Постояв с минуту во мраке, чтобы глаза немного привыкли, кузнец взмахнул перед собой рукой. Ничего не произошло. Он ждал. В душу закралось неприятное волнение, но он продолжал стоять неподвижно. Вспомнив что-то важное он вернулся к двери погреба поняв, что не закрыл ее за собой. Щелчок — и дверь заблокировалась. Прошло еще несколько неопределенных минут в полной темноте.

Наконец, что-то вокруг изменилось. В сыром погребе потянуло сквозняком. В нос ударил прохладный, свежий, если не сказать стерильный, воздух. Стены почти беззвучно ушли вверх, а он вместе с полом провалился куда-то вниз. Сделав два шага вперед, кузнец остановился. Он знал, что теперь за его спиной поднимается ровная, холодная стена, возвращая пол погреба на его прежнее место.

Он не был здесь лет, наверное, семь, иди десять? Ожидая увидеть нечто удручающее он снова ждал в темноте. Ах да… Повернувшись к стене он нащупал круглую нишу около метра в диаметре, сунул туда руку и наощупь отыскал рукоять. Потом плавно навалился на нее всем весом. Рукоять поддалась мягко, с равномерным усилием раскручивая какой-то скрытый механизм. Обороты его становились, все быстрее судя по негромкому, нарастающему гулу в стене. Набрав нужные обороты механизм сам отключился. Мягкий неяркий свет понемногу залил все помещение — ровный просторный зал с бетонным полом, стенами и потолком, пропитанный матовым белым полимером, предотвращающим любое гниение и разрушение. Посреди зала, в полу выл отлит желоб в полметра глубиной. У стены — отлитая из того же бетона скамейка с деревянными вставками. Больше в этом зале не было ничего. Арон прилег на скамью, положил под голову вещи и через минуту задремал. Снова нужно было ждать.

Примерно через сорок минут часть тонкой бетонной стены скользнула в сторону с не очень приятным звуком, открывая взору ровную круглую горловину тускло освещенного тоннеля. Еще через минут пять из него в желоб выкатилась платформа размером во всю ширину зала. Мягко ударившись резиновыми отбойниками о причальную стенку, она остановилась.

Потянувшись во весь свой рост, Арон подхватил вещи и, уверенно, шагнул на платформу. Кроме ровного шероховатого пола, перил, поручней и пластиковых скамеек, расположенных вдоль бортов, здесь ничего больше не было. Устроившись поудобнее, он коснулся небольшой металлической пластинки, подержал на ней палец несколько секунд и платформа мягко тронулась в обратный путь. Стена зала заняла свое место закрывая собой тоннель. Тишина в этом месте давила на уши. Спасал лишь легкий встречный ветерок — платформа быстро набирала скорость.

Надо же, — подумал Арон, — столько лет прошло, а здесь ничего не изменилось…

Через сорок однообразных минут в тоннеле, скромный транспорт начал торможение. Ровные бетонные стены сменились полированной скальной породой. Здесь освещения уже не было, но вдалеке виднелся тусклый свет, который вскоре должен был ударить в глаза.

Солнце уже взошло. Платформа, единственным пассажиром которой был Арон, выкатилась в каменный карман, вырезанный в скале, и остановилась. Арон понял, что зря зажмурился. Большая стеклянная стена, закрывшая тоннель, сейчас плохо пропускала свет. Она покрылась толстым слоем пыли снаружи. Как и железная потертая дверь солидных размеров.