Саня восхищённо промолвил:

– Маркетолог от Бога… По-любому!

Лёша не обратил никакого внимания и загадочно закончил мысль:

– Если я не найду её здесь.

– Это ты о ком? – не въехал тот.

Лёшик посмотрел на величественно строгое здание МИДа и ещё больше всё запутал:

– Пока он вёл меня, я всегда куда-то приходил. И теперь не обманет. – сказал он это, скорее, себе, нежели своему спутнику.

Дело в том, что когда-то давно, ещё в детстве, (как и следует ожидать, на родной стройке) Лёшик встретил двух своих мистических друзей. С первым из них ты уже познакомился в поезде – здоровый чёрный медведь. Вторым же был джин. Да, самый настоящий, наиобычнейший, но далеко не обыкновенный джин. Его тело напоминало лёгкое облако, очень красивое, подобное тончайшей персидской вуали. Фиолетового отлива, оно играло всеми оттенками волшебства, сияло блёстками и слепило драгоценными каменьями. Когда бы ни появился джин, всё вокруг преображалось в сказку. Его неизменно сопровождал аппетитный аромат – конфетный, пряный, миндальный или ещё какой. За целую жизнь ни один так и не повторился дважды. Как и полагается джинам, Лёшин джин носил лёгкую тоненькую жилетку, а на голову, в зависимости от настроения, наматывал то платок, то чалму, куда мог перо воткнуть или бриллиант, а бывало и простую пуговицу вставлял. В те же дни, когда он прибывал без головного убора, можно было наблюдать его начисто выбритый череп, посреди которого гордо торчал хвост чёрных волос. Дух всегда очень тщательно готовился к выходу в мир.

Ну эти двое и стали Лёшику постоянными спутниками. И, если медведь напористо проталкивал парня через сложные ситуации своей грубой лапой, то джин тасовал события, давая Лёше хитро проскользнуть. За двадцать пять лет пребывания в физической реальности они стали бродяге настоящими друзьями, которых он сначала, правда, считал галлюцинациями, но в деревне его шаманы-то поднастроили, и начал он воспринимать странную парочку, как своих проводников. Ну они и вели его, что же ещё делать проводникам?

Ну конечно, Саня не знал обо всём этом, но заметив у попутчика такую особенность, как наблюдение за не материализовавшимися духами, внимание заострять не стал. Он не напрягал. С ним легко. Лишь усмехнулся и тряхнул головой.

– Я сюда лет двадцать переехал. – начал он – Из образования был у меня только аттестат о девяти классах белого шума в башке и три года неоконченной музыкалки. Всё. Да что там ловить-то было, а? Что, можно подумать, меня эти неудачники без мечты хиты научат взрывать? Я тебя умоляю, им бы на новые джинсы в переходе набренчать, вот их мечта – одежда и бургер пожирней в бичёвском Маке. А у меня мечта была, вера, как есть Лёха, точно первосортный бриллиант и нести я её готов был, не то что эти наплевавшие в лицо своему будущему нытики – в переход, а к свету. Музыке научить! Смеёшься что ли? Ну тогда каждый бездарь из училища тут бы миллионы делал. Недееспособная, второсортная копия, гонка подражания – вот их музыка. Играть, как Пресли, звучать как Леннон, в этом они все, вот их вся жизнь, в которой они и сгинут. А как играть, как я, а? Как только я? Как они сами? Это они и не представляют и, хуже всего, и не хотят представлять! Потому что своего звука у них – нет! И сил у них нет – чувство индивидуальности развить. Для этого стержень, для этого яйца нужны, а они так… Чтобы по головке гладили играют. Чтобы иметь своё собственное мужик нужен в себе, а они всё ранимые сосунки да алкашня. Музыка ж – жизнь, поток энергии, как секс, как ей можно научит, а? По книжке-то не особо научишься чтобы она от наслаждения извивалась. Тут либо цепляет, либо нет, разве найдёшь рецепт? Не-а, – он кинул в рот жвачку, опасливо отпустив руль – Это я быстро смекнул, что отштампуют из меня в училище какое-нибудь очередное говно с бесполезным дипломом и буду я мыкаться. Вот и окунался в жизнь! У-у! – он громко загудел и тряхнул головой, видно, как следует окунался – Не умел ничё вообще. Вот, ей Богу, как слепой котёнок был: ой, а можно у вас переночевать; ой, у вас тут насрано, а, это человек, извините. Я вот клянусь тебе, стоял у Ярославского с гитарой и рюкзачком крохотным. Пф, какой там Ауди с телом, как у первоклассной модели или квартира с видом на московский разврат? Но мечту свою я не предавал и вёл её, как ребёнка вёл – заботливо и верно. Я не плевал ей в лицо, как эти, которым Талант дали, а они его в отчаяние и переходы! И музыка у меня живой стала. Вот, веришь, нет, в жизни таких чудес не творил, как в кабаках всяких, жизнь там кипит и наполняет. Э-эх, разная, конечно… Сколько этих рож пересмотрел, бр. Ты слышь, Лёха, это снаружи Москва такая вся из себя, а изнутри та же самая Сызрань, Самара, Челябинск.

– Люди везде пиписьками меряются, – философски заметил Лёшик – Только тут синдром большого члена – сильнее.

Саня угарнул:

– Так ты же не был. Но твоя правда, брат. Смекалистый! – подметил он, поглядывая на Лёшу – Ну в баре одном и встретились мы. С Холли, мать её, Молли. – процедил он сквозь зубы – Неон ночного заведения, дождь каплями по окнам, публика с проникновенным видом, голубоватый дым сигарет, всё как полагается. Она на сцене. А я тогда уже мог позволить себе съёмную гостинку у Павелецкой. Смотрю на неё из зала и вижу не потасканную Москвой певичку, а артистку в блестящем платье и на сцене не малобюджетного бара, а стадиона. Как в будущее заглянул – бюджетный пророк с выездом на дом. – посмеялся он над собой.

Лёшику вспомнилась девушка с билборда, которая приветствовала его на входе в Москву, да и псевдоним у той был похожий.

– Так это ж, – Лёша почесал нос, обрадовавшийся своей догадке.

– Да она-она, – устало отмахнулся Саня – Это сейчас она в Милан первым классом и Айфон не ниже, чем иксовый. Тогда-то простая Анфиска с Алтушки. Хотя талантливая, зараза, это да. Шарм был в ней, ох и был же!

Тут Саня ненадолго выпал из реальности и глаза его наполнили воспоминания. Лёшик выставил руку из окна машины, пытаясь потрогать ветер и очень просто спросил:

– Любил её?

Саня ответил на удивление открыто:

– Ну а как не любить-то? Бедность и одна на двоих мечта на холодном полу без мебели искру высекают. А потом сообразил, что бабы бизнесу не на пользу и забил, короче. Бр-ах! – он лихо рассмеялся, соскакивая с грустной для себя темы – Ну и встряхнули же мы в нулевых! Такую волну подняли, арт-директора кредиты брали и в долги лезли, лишь бы нас заполучить на вечер. Вот это жаришка, я понимаю! – он даже ударил ладонями по рулю и подпрыгнул на месте, видно было, что это время доставляло Сане много радости – Да мы чёртов бестселлер всея всего! До сих пор наши хиты в чартах. Хайп, пф! Расскажите мне! – он усмехнулся, сделав акцент на последнее слово – Каждая малолетка нас напевала, когда в клубешник красилась. Норм, да? И всё это моя музыка, моя, – он с каким-то гипертрофированным увлечением ударил себя в грудь ладонью – Живая, настоящая, а не из пыльной консерватории! Вся отсюда вот! – ткнул пальцем в голову – Это тебе не пресная математика тактов, а жизнь в нотах. Музыка людей – не пыльных профессоров! Если нужно было сделать горячо, все шли к кому? – он самодовольно улыбнулся – Вся Москва знала, кто тут Big Daddy*! Пусть они мне поговорят ещё, что попса – это стыдно. Ага, – разошёлся продюсер, которого, видно, чем-то ущемили в музыкалке – Эти нищеброды себе на хату ещё полжизни будут копить, а я пока свой новенький Авентадор в гараж отгоню!

Он снова радостно завизжал, прибавляя скорость. Это был уже совсем не тот беззащитный медвежонок, а азартный бизнесмен, жадный до тусовок мот и необузданный хвастун, но всё ещё полный куража и чувства жизни, которая у него бурлила эмоциями, а не капала скудным ручейком из крана на кухне хрущёвки.

– А щас как? – ночной рыцарь неожиданно переключился на меланхолию – Врывается ко мне, когда захочет. Каждая встреча – истерияо. Каждый разговор – условие. Куда всё утекло, потерялось что ли по дороге от матраса на голом бетоне до ковровой дорожки на топовые музканалы? Вроде и прошли всё от стрёмных ДК до элиты московского эксклюзива… И не ныла же, не жалилась, а сейчас…

Он махнул рукой и мельком посмотрел на Лёшика, который как-то притих, видимо, раздавленный потоком его излияний души. Снова сменил настроение:

– Детка, ты как? Может, поломали тебе что?

*Big Daddy (англ.) – большой папочка.

Лёшик отрицательно покрутил головой. Проверил языком остальные зубы. И ещё раз повертел головой.

Машина плавно сбавила скорость и аккуратно вошла в поворот. Саня припарковался у высокого здания, что эталоном технологического искусства возвышалось посреди тихого и очень уютного квартала. Такое навороченное строение, что Лёше показалось, будто вот-вот начнутся съёмки фантастического фильма. Но нет. Это был обычный небоскрёб, количество этажей которого настолько велико, что открывающиеся с них панорамные виды смотрят прямо на Космос. Облицовка под кирпич. Подсветка – друг друга мягко сменяют оттенки синего, жёлтого и зелёного. С подземным паркингом площадью, что небольшой остров, закрытой охраняемой территорией, вентилируемыми фасадами, биометрическим допуском, ионоочищающимся водопроводом, неосязаемым лифтом, ещё непридуманными видами рыб в аквариуме на всю стену подъезда и всем тем набором прочих фишек, которые впаривает застройщик, когда хочет заработать побольше денег, сэкономив на качестве.