Шрифт:
– Зато можешь обо мне особенно не волноваться: в Гельсингфорсе сейчас спокойно. Основная сцена нынче – Моонзундские острова.
Говорить о том, что там спокойнее только в военном смысле, но не в политическом, он не стал. Олю как будто не особенно воодушевило пояснение Владимира.
– Ты сейчас работаешь где-нибудь? – спросил Владимир.
– Всё там же, в магазине Сергея Ивановича Соловьёва. Ещё по вечерам, три раза в неделю, занимаюсь с его сыном и дочерью французским языком. В два других вечера занимаюсь только с дочерью – даю уроки игры на пианино. А по субботам в числе других женщин-волонтёров шью бельё для фронтовиков.
– Шьёшь?! Когда же ты успела научиться?
– На текстильной фабрике Гатье четыре месяца назад были открыты курсы.
– Да мне просто несказанно повезло, что мой приезд выпал на воскресенье, и я застал тебя дома, – рассмеялся Владимир.
– Зря смеёшься, так и есть, – улыбнулась Оля.
– Господи, как у тебя времени-то на всё хватает?
– Так легче разлука переживается… – взглянула на Владимира Оля, и он, остановившись, теснее прижал её, поцеловал – стесняться было некого.
Несколько минут шли молча.
– Я попрошу Антона, чтобы он навещал вас, – сказал Владимир.
– Не стоит.
– Стоит. От него не убудет.
Они вышли к Медному всаднику. С Невы дул несильный, но холодный ветер. Оля провела рукой по влажному от утреннего короткого дождя гранитному основанию памятника, сказала, снизу вверх глядя на Петра:
– Сколько же всего он повидал уже…
– Да уж… Как говорится, в гробу перевернулся. «Урожайный» задался век: что ни десятилетие – так революция.
– А ведь здесь, на этом самом месте, произошло восстание декабристов… – Оля обернулась, оглядывая пустынный простор Сенатской площади. – Такая частота революций и волнений для одного государства – это, наверное, слишком…
Владимир промолчал, тоже повёл взглядом вокруг. Вспомнились рассказы о том, что после подавления восстания, Николай I потребовал приведения города в порядок уже к утру, и трупы мятежников спускали под лёд Невы прямо здесь же, против площади, потому как морги и лечебницы были переполнены, а время поджимало, – не до похорон было: царев гнев страшнее мук совести. С муками – несладко, но проживёшь, а попав под горячую монаршую руку, – рискуешь вовсе головы не сносить.
Были ли эти рассказы правдой, – сказать сложно, но, глядя на тёмно-сизую поверхность реки, мрачно-неприступную Петропавловскую крепость, Владимир ясно представил себе то, о чём думал. Следом стали вырисовываться страшные образы недавних зверств нынешней революции. Владимир нахмурился, очнувшись от дум, сказал:
– Пойдём. Не хватало ещё, чтобы ты простыла на ветру.
Они снова вошли в сад и тем же путём направились к дому профессора.
Домой Владимир вернулся поздно. Антона ещё не было, видимо, гостил у Бальтона. В квартире было прохладно. Владимир затопил печь, оставил дверцу её открытой, подвинул ближе кресло, сел, стал смотреть на огонь. Подбросил ещё несколько щеп, – потревоженное пламя качнуло тени предметов на стенах, на несколько мгновений ярче осветило гостиную.
Невесёлые думы занимали голову Владимира. Он ещё ясно чувствовал на губах поцелуи Оли, и сердце его, переполненное любовью и горечью расставания, томительно ныло.
Он так и сидел, будто в трансе, пока не приехал Антон, своим шумным, энергичным появлением нарушивший задумчивую тишину гостиной.
– О, братец! – воскликнул Антон.
Он тоже подтащил ближе к печи кресло, сел рядом, вытянул ноги, усмехнулся:
– Видел бы тебя сейчас Евсеич! Ох, и разворчался бы он: дрова теперь, как и спички, на вес золота. Почему к Бальтону не явился, я же тебе адрес называл?
– Я только недавно домой вернулся, да и не хотелось, если честно.
– Понятно. А мы очень даже неплохо провели время. Ты чего кислый такой? Или дама была холодна с героем?
– Антон, я прошу: не надо шуток насчёт Оли
– Ладно, ладно, – примирительно приподнял руки Антон. – Ты же знаешь: я к ней очень хорошо отношусь.
– Слушай, ты мог бы заезжать к Листатниковым иногда, проведывать?
– Мог бы, – не обинуясь, заверил Антон.
Владимир кивнул, не отрывая взгляда от пламени.
– Насчёт автомобиля распорядился?
– Да. Без четверти пять будет здесь. Ещё будут распоряжения, мой генерал?
– Спасибо тебе, – улыбнулся Владимир, благодарно взглянув на брата.
– Выпьем на прощание? – спросил Антон и, не дожидаясь ответа, крикнул: – Евсеич!
– Не шуми. Пусть отдыхают.
– Ладно, сам схожу.
Через несколько минут Антон вернулся с бутылкой всё того же подаренного ему князем вина и бокалами.
– Я не хочу, – сказал Владимир, когда Антон начал наливать вино.