– Как знаешь. Твоё здоровье, – сказал Антон и отпил из бокала, глубже провалился в кресло.

В сером рассвете Владимир вышел из дома, сел в уже ожидавший его длинный тёмный автомобиль.

– На Финляндский вокзал, – сказал он шофёру, плотнее заправил плащ и привалился к борту.

Поезд был уже подан, дымил и пыхтел, словно в нетерпении поскорее начать движение. Владимир купил билет, занял своё место в купе, в котором уже находились двое мужчин.

В своих попутчиках он сразу распознал «депутатов». Они, несмотря на ранний час, очень живо и возбуждённо обсуждали чьё-то подозрительное поведение и меры, которые этому кому-то грозили. И меры довольно суровые, как Владимир смог понять из обрывков разговора, который они при его появлении довольно быстро прекратили.

Владимир придвинулся ближе к окну, закрыл глаза, давая понять, что намерен спать. Ему не хотелось вступать в разговор решительно ни с кем.

***

Выйдя из вокзала в Гельсингфорсе, Владимир сразу же отправился в базу, чтобы получить дальнейшее назначение.

Прохожих встречалось мало, и те были, в основном, матросы, да один офицер мелькнул. Город выглядел неряшливым, неживым, будто оставленным людьми; всюду валялся мусор. Не таким Владимир помнил его: чистым, цветущим, уютным, ухоженным и пропитанным совсем не русским, но прекрасным духом умиротворённости. Жизнь того Гельсингфорса, в который они приезжали с родителями иногда, – детский смех, неспешный цокот копыт; петербуржцы, выехавшие на сезон к своим дачам, праздно прогуливающиеся по улицам или отдыхающие на верандах кафе; лукавые взгляды и улыбки дам, будоражащие мысли… Теперь же некоторые проулки выглядели так, как будто в них ещё совсем недавно шли уличные бои: разбитые стёкла витрин и окон, обломки досок, кем-то оброненные предметы домашнего скарба и одежда. Всё говорило о том, что город покидался этими людьми в спешке и страхе.

Ветер гонял по улицам грязные листовки. Одну порывом бросило Владимиру под ноги. Он остановился, не поднимая, расправил её ногой и, прочитав только первые строки: «Товарищи! Спешите проводить в жизнь и удерживать завоевания революции…», – брезгливо, ногой же, отшвырнул её в сторону, будто подошву вытер от грязи.

Срезав путь через безлюдный парк Эспланады, Владимир вышел к причалам, у проходившего мимо матроса узнал, что штаб располагается на «Кречете», взглядом отыскал его, стоявший чуть поодаль от остальных кораблей, и быстрым шагом направился к нему.

У трапа предъявил документы вахтенному, тот вызвал дежурного офицера, лейтенанта. Владимир объяснил причину своего появления, подтвердил свои слова документами. Лейтенант взглянул на часы, на Владимира, размышляя, как быть.

– Офицер, ведающий назначениями, сегодня ещё не прибывал. Ладно, идёмте, скоротаете время в кают-компании, чтобы не маячить вам здесь, а когда он появится, я вас позову.

В стенах некогда одной из самых нарядных кают-компаний флота клопами чернели шляпки гвоздей – все картины были сняты, и по понятной причине: почти все они изображали либо царскую семью, либо царя, либо что-то с ними связанное. Под ногами, на давно не мытом линолеуме палубы похрустывал песок.

Владимир сел на диван и стал ждать. Время было вечернее, и Владимир уже проголодался: последний раз он перекусывал в поезде в обед. У него ещё оставались приготовленные Алевтиной бутерброды, но он не мог позволить себе устраивать в кают-компании, какой бы она теперь ни была, трапезную. К тому же, в любой момент его могли вызвать, и он решил потерпеть. Скоро дежурный появился вновь.

– Идёмте, узнаем вашу судьбу.

Владимир вошёл в указанную лейтенантом каюту, которая служила и кабинетом. Представившись, он протянул свои документы сидевшему за столом капитану второго ранга. Тот, изучив их, устало взглянул на Владимира.

– Мичман Препятин?

– Так точно.

– Из Ревеля?

– Из Ревеля.

– Артиллерист?

– Артиллерист, – отвечал Владимир, начиная раздражаться от переспрашивания того, что было и так указано в документе.

– Что же, предлагаю вам должность старшего артиллерийского офицера на миноносце «Сибирский стрелок». Ваш предшественник после переворота решил не задерживаться более – уволился. А вообще, на этом корабле и офицеры более сплочены, и команда не очень агрессивная. Сам многоуважаемый адмирал Эссен, земля ему пухом, первым командиром «Стрелка» был – это тоже, знаете ли, кое к чему обязывает… Да и название у корабля не менялось, что тоже немаловажный показатель. Сейчас ведь, знаете, какая мода пошла: линкор «Император Павел 1» стал «Республикой», «Цесаревич» – «Гражданином»… ну, и тому подобное…

Владимир молча кивнул, хотя слышал об этом впервые. Офицер быстро заполнил предписание, размашисто его подписал, прихлопнул печатью.

– Это вам для предъявления на корабле, – он протянул листок Владимиру. – А приказ я подпишу у командующего чуть позже. Можете идти.

– Слушаюсь. – Владимир козырнул и, чётко развернувшись, вышел.

Перед сходом с корабля он ещё раз зашёл к дежурному, уточнил, где стоит «Сибирский стрелок». Офицер указал ему на карте-схеме базы.

– Кстати, не желаете ли вступить в «Союз офицеров»? – вдогонку спросил офицер, когда Владимир выходил.

– Что ещё за союз?

– Такой же, какой был организован у вас в Ревеле немногим ранее.

– Я в нём не состоял. Не довелось. Больше делом были заняты, знаете ли, – сказал Владимир.

– Понятно, – миролюбиво улыбнулся офицер. – Но вы, всё же, подумайте над моим предложением. Нам этот союз с большим трудом удалось организовать, и не от безделья; и уж, конечно, не для политических дебатов. Иногда ещё хотя бы с его помощью удаётся защитить офицеров от посягательств демократии, которая считает нас ненадёжными. Подумайте. Всего доброго, – офицер протянул руку, Владимир пожал её.