Слушая милый голос возлюбленной, Владимиру не хотелось отвечать. Он лишь улыбался, заглядывая в её глаза.

– Чай готов! – крикнул Пётр Сергеевич, не выходя из кухни, чтобы не ставить молодых людей в неловкое положение.

– Совсем забыл, – Владимир достал из внутреннего кармана пиджака футляр с кулоном. – Это тоже тебе.

Оля улыбнулась, обняла Владимира.

Они перешли на кухню, сели за стол, Оля принялась наливать чай.

– Что же, Володя, как обстоят дела? – спросил Пётр Сергеевич. – Давит немец?

– Давит. Но и ему не сладко приходится.

– Думаю, на войне никому сладко не приходится… Надолго вы?

– Ранним утром буду выезжать…

Пётр Сергеевич понимающе кивнул, а Оля нахмурилась.

– Да, времечко такое наступило, что расслабляться некогда, – сказал Пётр Сергеевич, как будто сам себе, но на деле – дочери поясняя необходимость спешки Владимира, хотел смягчить её разочарование, которое от него не ускользнуло. – Как родители ваши поживают, как Антон?

– Спасибо, всё хорошо. Антон также занимается заводом. Родители уехали в Москву: отец пошёл на повышение по партийной части, вроде бы.

– Вот как! – удивился профессор. – Что ж, надеюсь, в Москве спокойнее. Честное слово, было бы куда уехать – уехал бы. Мне-то что, старику, – Оленьку не хочу риску подвергать.

– Будем надеяться, что скоро жизнь снова обретёт хоть какой-то устойчивый порядок.

– Да уж, надежды – это всё, что нам осталось, видимо. Что будет, кто знает?.. – протянул Пётр Сергеевич.

– Как Николай? – тоже вежливо поинтересовался Владимир судьбой дорогого для хозяев человека.

– Приезжал в прошлом месяце на несколько дней в командировку, и снова на фронт. Но, слава Богу, цел и здоров.

Профессор задумался. Владимир хотел было сказать что-нибудь жизнеутверждающее о Николае, но взглянув на лицо Петра Сергеевича, понял, что это будет дежурной фразой – этого не хотелось. Иногда лучше промолчать.

– Оля, может быть, погуляем? – спросил Владимир после нескольких минут, проведённых в тишине.

Оля вопросительно взглянула на отца.

– Не волнуйтесь, Пётр Сергеевич, далеко уходить не будем, – понял Владимир его опасения.

Пётр Сергеевич согласно кивнул, всё же не без колебаний. Оля вышла, чтобы одеться к прогулке.

Выйдя на улицу, направились в Александровский сад. Шли по Гороховой. Владимир, проходя, указал на свой дом – пятиэтажное массивное здание, выстроенное с намёком на готический стиль, с несколько мрачной, тёмной отделкой.

Сад был совершенно пуст. Только навстречу Владимиру с Олей, звучно хрустя мелким щебнем дорожки под сапогами, прошли два казака с красными лентами на папахах и карабинами за плечами. Один из них пристально посмотрел на появившуюся в саду, неспешно шествующую одинокую пару. Владимир намеренно не смотрел на них, не желая провоцировать любопытство и разговор. Они разминулись, и он услышал, как казак сказал своему товарищу что-то, после чего тот громко, похабно рассмеялся, оглянувшись на них с Олей.

– Слушай-ка, а что за соседка у вас такая любопытная? – спросил Владимир.

– А-а, – сразу поняла Оля, о ком идёт речь, улыбнулась. – Агнесса Ивановна. А что? – Как будто наблюдала за мной, когда я к вам пришёл.

– Это скорее не любопытство, а бдительность: ты для неё новый человек. Пусть наблюдает – не жалко. Она женщина строгая, но безобидная, в общем-то. И к нашей семье хорошо всегда относилась.

Оля, помолчав, улыбнулась своим мыслям, спросила:

– Помнишь, как мы гуляли здесь в последний раз? Ещё года не прошло, а кажется, будто вечность: столько всего случилось и так изменилось всё…

– Да… Тогда мне и в голову не пришло бы подумать, что я буду носить гражданский костюм, опасаясь лишний раз обнаружить свою принадлежность к офицерскому корпусу.

– Знаешь, мне кажется, что скоро это жестокое наваждение революции пройдёт, как пьяная одурь. И, осмотревшись по сторонам, её сторонники поймут, что перегибают палку.

– Возможно, и пройдёт, да только дорого нам уже обошлась эта их «пьяная одурь», – холодно заметил Владимир. – Жаль, что вам с отцом некуда уехать, хотя бы на время. Неспокойно здесь – это правда. Боюсь, что Пётр Сергеевич не очень приспособлен к таким крутым переменам в жизни. И меня рядом не будет…

– Ты уходишь в море?

– Ещё не знаю, но, в любом случае, в Петрограде буду появляться нечасто, видимо. Еду в Гельсингфорс. А что будет там – неизвестно. Мне и этот-то приезд в Петроград выпал, как счастливая случайность, и я поспешил воспользовался ей только, чтобы с тобой увидеться.

– И надолго в этот раз уедешь?

– Не знаю, Оленька. Всё, что мне пока известно, я тебе сказал. А предполагать – дело неблагодарное, тем более, в нынешнее время.

Оля загрустила, Владимир попытался её приободрить: