Один убийца и нескончаемое количество тайн и секретов. Я воодушевлен и напуган, будто огромная лавина несется со скалы, и вот, вот обрушится на меня всей своей мощью; не в силах отступить, стою и жду завороженный, собственной погибели. Пусть правда собьет меня, выбьет почву из-под ног, но я не хочу, защищаться от нее. Кажется, только этого я и ждал; человека, что своим появление раскроет предо мной врата истины, что прячутся за дверьми здания правительства.

– Молан,я…

– Я понимаю. Мне тоже страшно, и я пойму, если ты захочешь, предать меня, чтобы отвести возможный удар от системы. Так поступил бы каждый патриот. После дачи объяснительной и осмотра, можешь, подать прошение…

– Я не об этом.

Сердце подскочило к горлу и вернулось обратно. Он произнес это так легко и непринужденно, будто и не задумывался, наведаться в кабинет к отцу и отрыто заявить о угрозе, появившейся так внезапно и наревевшейся превратиться не что большее, чем просто слово. Я не видел его глаз, лишь профиль, повернутый в сторону окна. На лице его играли разноцветные огни, скрывая суровость под ярким фиолетовым цветом.

– Что же тогда беспокоит тебя?

С минуту он помолчал. Голос тяжелый, сдобренной печалью заглушил редкое позвякивание радио.

– Я, как и вы, вижу ту неуловимую для многих границу между реалиями и иллюзией, насылаемой правительством. Мы словно ходим по краю моста; самоубийцы, смотрящие в бездну в поисках крохотного света. Бирн, кем бы он не был, дал нам крупицу света. Но тот ли то свет, что нам кажется? Или очередной ложный блеск? Вот, чего на самом деле вы боитесь, Молан.

– Нил…

Я был поражен тем, насколько остры оказались его слова. Они подняли из меня помыслы, которые я так долго хранил под замком, не решаясь никому открыть. Да и кому? Отцу?

Одинокий без друзей и соратников, смогу ли я в лице этого паренька обрести товарища?

– Мы ведь напарники, не так ли, мистер Хэйс.

– Конечно.

Машина скользила по зеркальным от капель дождя дорогам, огибая пестрые такси и унылые иномарки. Шум и гам торгового сектора с его ресторанчиками и лавчонками сменяет спальный район, где дома, до жути одинаковые выстроились вдоль обочины. Черные черепичные крыши вклиниваются в серое небо, давя остроконечными крышами на небосвод. Окна, прикрытые занавесками, изредка сверкают в темноте вечернего города.

Туман, раскрыл свою пасть, заглатывая жилища.

Дом Лины спрятался за голыми ветвями дуба. Могучие древесные руки наполовину исчезли за белесой пленкой, оставив лишь длинные тени на дороге. Бордовый цвет одноэтажки приковывал внимание не меньше, чем загроможденная глиняными фигурками лужайка. Сама хозяйка выжидающе посматривала в сторону нашего автомобиля. Она, словно одна из декоративных фигурок, что украшали подъездную дорожку; потерявшая краски, холодная безжизненная. Ничто не изменит ее облик, даже уютный домашний халат.

Она сошла со ступеней, приветливого раскрывая перед нами двери дома.

– Прошу вас, располагайтесь, господа.

Я принесу, выпить. Что желаете? Виски, джин, самбука? Разговоры чрезмерно влияют на мое внутренней состояние.

Игривым, лишенным горечи взглядом, Лина одарила нас, будто старых приятелей.

– Кофе, если можно, миссис Рольф. – ответ Нила сбил ее с толку.

– И где же таких берут, сладкий?

Вопрос, адресованный отнюдь не стушевавшемуся Харлею.

– Хорошо, принесу кофе для малыша и виски для вас, Хэйс.

Слегка посмеиваясь, она вышла из гостиной, теряясь в проеме между кухней и залой.

– Малыш?! Она серьезно?!

– О, тебя это задевает? Я бы не позволил, своему малышу распивать алкоголь. Кто-то из нас двоих должен, оставаться при уме.

Рука непроизвольно взъерошила копну каштановых волос, вызвав новую волну негодования у напарника. Нил обиженно скинул мою ладонь и направился к дивану, бубня под нос гневные высказывания.

– Ты обиделся, малыш?

– Я смотрю, сладкий, ты падок на отвратные шутки.

– О, да мы можем, за себя постоять. Буду знать, малыш.

Наш поединок взаимного унижения, мог продолжаться долго, если бы случайный взгляд не поймал одну очень странную деталь. Гостиная пустовала. В гордом одиночестве стол диван и исцарапанный деревянный стол. Однако над камином, в позолоченной рамке висел холст, измалеванный красками. Я всматривался незатейливый штрихи, пытаясь, уловить образы, что несло данное произведение. За черными линиями скрывались фантомы с застывшим криком на устах; в желтых глазницах запечатлен горящий ужас.