Доминик заметил, как легко узнаваемая фигурка в изысканном платье из розовой кисеи на белой атласной подкладке мелькнула и скрылась, взбежав по широкой закругленной лестнице главного зала. Там, наверху, наверняка можно будет найти укромную комнату, и Доминик последовал за Женевьевой ленивой, небрежной походкой, однако достиг верхней площадки лишь на несколько секунд позже, чем она. Вместо того чтобы пройти в комнату, где дамы могли расслабиться и отдохнуть после бурных танцев, Женевьева направилась прямо к двери, ведущей на верхнюю террасу позади дома. Делакруа недовольно поджал губы.

Он позвал ее строгим голосом, и Женевьева, уже взявшись за ручку двери, остановилась как вкопанная.

– Нельзя сбегать с бала подобным образом.

– Я не могу там находиться больше ни минуты!
– Ее прозрачное кисейное платье и порхающие движения напомнили ему бабочку на листке дерева.

– Ты снова ведешь себя как капризное дитя, - сурово отчитывал капер.
– Ты была недопустимо груба с молодым Дюфуром и огорчила мачеху. Когда тебя никто не видит, можешь беситься как угодно, но на людях так вести себя нельзя.

– А почему ты можешь демонстрировать им свое презрение, а я нет? Женевьева едва сдерживала ярость.
– Ты не делаешь секрета из того, что презираешь их всех, и даже получаешь некоторое удовольствие от этого.., цирка! Так почему я должна лицемерить?

– Не будь наивной, фея. Ты прекрасно понимаешь, почему ты должна это делать, а я - нет. Это, конечно, несправедливо, но так устроен мир. А теперь пойдем вниз и потанцуем.

Она медленно повернулась к нему - легкое платье вспорхнуло вокруг ее тонкой талии. Горестная улыбка мелькнула в тигриных глазах.

– Я сделаю это, но только потому, что это разозлит кэпа.
– Доминика это рассмешило, а она продолжила с неожиданно искренним страданием:

– Мы так похожи, почему же ты не можешь понять, что я чувствую?

– Я понимаю, - ласково ответил он.
– Понимаю, потому что и сам чувствовал бы то же самое. Но существуют реальные обстоятельства, с которыми мы вынуждены считаться, Женевьева. Первое и главное из них состоит в том, что ты - женщина.

– Первое и последнее, - горько согласилась она.
– Этим все сказано, так ведь?

– Боюсь, что так, - подтвердил Доминик.
– Сними-ка с себя эту бунтарскую маску, дитя мое, и начинай действовать. Мы пойдем танцевать, и ты будешь улыбаться, вести оживленную беседу сначала со мной, потом с любым другим, кто станет добиваться твоего внимания. Я не нахожу капризных девочек ни в малейшей степени привлекательными и, разумеется, не собираюсь ложиться с ними в постель.

– Это угроза или подкуп?
– игриво поинтересовалась Женевьева, кладя руку на его затянутый в серый атлас локоть.

– Ну, если это и угроза, то надеюсь, что мне не придется привести ее в исполнение, - пояснил Делакруа с усмешкой, на которую она моментально откликнулась радостной улыбкой.
– Вот это уже лучше, - одобрил Доминик.
– Так держать!

К великой радости Элен, Женевьева снова появилась в зале, видимо, напрочь позабыв о приступе скуки, и до конца бала вела себя безупречно. Но, будучи неглупой женщиной, Элен не могла не почувствовать, что веселая флиртующая прелестница в любой момент может снова превратиться в унылую недотрогу. К счастью, больше никто не заметил, как обманчиво и ненадежно веселье младшей Латур.

– Делакруа?

Доминик, исподволь наблюдавший за Женевьевой, обернулся и увидел массивную фигуру одного из самых видных граждан города.

– Сеньор Гарсиа?

– Не пройдете ли вы со мной в игорную комнату?
– с сильным акцентом произнес испанец.
– Есть неотложное дело, которое необходимо обсудить.
– Он кивнул с важным видом и, не допуская возражений со стороны Доминика, направился в указанную комнату.

Доминик приподнял бровь, взял стакан глинтвейна с подноса, который проносил мимо слуга, и последовал за испанцем, решив, что неотложное дело непременно имеет отношение к деньгам.

Шестеро мужчин, собравшихся в игорной комнате, приветствовали его если не восторженно, то, во всяком случае, с гораздо большей учтивостью, чем та, какой обычно жаловали его столпы креольского общества, - Чем могу служить, джентльмены?
– не без иронии поинтересовался Доминик, присаживаясь на краешек стола.
– Ведь вы хотите, чтобы я что-то для вас сделал, месье мэр?

Джентльмен, к которому он обратился, откашлялся и оглядел присутствующих, словно ища подтверждения своих полномочий спикера. Все молчаливо подтвердили их, и джентльмен заговорил важно и весомо, как того требовала серьезность вопроса.