Впереди показалась арка двери, из-за которой раздавались тихие разговоры. Наконец-то хоть кто-то ей покажет путь. Ника ускорила шаг. Толкнула дверь, и перехватило дыхание от восторга.

Перед ней была библиотека. Но какая! Три яруса книжных шкафов соединены между собой винтовой деревянной лестницей. На куполе огромная люстра с хрустальными висюльками, переливающимися под солнечными лучами, льющимися в огромные окна. Пара больших столов из красного дерева, удобные, даже на вид, мягкие кресла. На них наверняка приятно забраться с ногами, закутаться в тёплый плед, и под светом зажжённого канделябра на столе окунуться в какой-нибудь необычный книжный мир. Шёпот книг, общающихся между собой, неожиданно окунал в спокойствие и обещал, что всё будет хорошо.

Вдруг тишина библиотеки была нарушена громким голосом.

— Так значит, ты девятнадцать лет провела на Земле, оставив госпожу одну в империи? — с угрозой говорил ледяным тоном мужчина, невидимый за высоким шкафом. — Оставила умирать?

Кажется, он был не на шутку сердит. Если даже не в ярости. В той ледяной ярости, которая присуща холодным властным людям, предпочитающим сдерживать свои эмоции.

— Я выполняла её просьбу! — твёрдый решительный ответ родным и близким голосом.

Мама? Кто-то в чём-то смеет её обвинять? И о какой госпоже они говорят?

Ника решительно направилась в направлении голосов. Ни секунды не сомневалась, что обязана вмешаться.

— Это не оправдание! — Высокий крепкий черноволосый мужчина нависал над мамой. Серо-зелёные глаза были грозно прищурены. Царский советник граф Зелибор Чернигов? — Ты обязана была находиться с ней до конца!

— Моя мама никому и ничего не должна! — с предупреждением Ника встала рядом с мамой.

Выдержала взгляд советника, которым он пренебрежительно окинул её. На миг он остановился на её ушках и вдруг впился взглядом в лицо, словно желая что-то увидеть.

— Леди, вас не учили, не вмешиваться, когда разговор вас не касается? — прищурившись, повернулся к маме. — Сколько лет твоей дочери?

Мама неожиданно отвела взгляд и со вздохом произнесла:

— Девятнадцать, — словно призналась в чём-то.

Граф вновь оглядел Нику пронизывающим взглядом. Процедил растягивая:

— Поня-ятно! — и резко развернувшись на месте, зашагал к выходу из библиотеки.

Некоторое время провели в тишине, пока не затихли шаги советника. Ника повернулась к маме. Та грустно смотрела на неё.

— Мама, в чём этот советник тебя обвинял?

— Я в Шаршанскую империю отправилась как наперсница его младшей сестры, которую обещала оберегать. И вот он видит меня живой и здоровой после долгих девятнадцати лет, в то время как Милава Чернигова давно мертва.

— Он всё равно не должен был кричать на тебя!

Мама крепко обняла Нику:

— Не сердись на него, моя малышка. Попробуй понять… Что ты здесь делаешь? Вроде комната совета, где собирался с вами встретиться Светояр, в другом конце дворца?

Ника смущённо призналась:

— Заблудилась…

— Я могла и догадаться! — улыбнулась мама. — Пойдём, выведу тебя из дворца. У тебя как, много дел? Может, этот день проведём вместе?

— С удовольствием!

А об услышанном разговоре она подумает как-нибудь потом. Слишком внимательный и прощупывающий взгляд был у советника, когда он смотрел на неё.

Зелибор граф Чернигов, царский советник быстрым шагом прошёл в свой кабинет, вытащил из стола большую шкатулку и открыл ключом, который он носил на шее на цепочке. Шкатулка была доверху наполнена бумагами и письмами. Граф начал их быстро просматривать.

— Да где же оно! — в руки попало чуть пожелтевшее письмо, находившееся чуть ли не на самом дне. — Наконец!

Граф упал в кресло и осторожно развернул письмо, внимательно вчитался. На губах возникла ледяная усмешка.

— Вот значит как, — кинул письмо на стол, задумчиво притронулся к подбородку.

Его подозрения подтвердились. Полукровка в роду Черниговых, в его роду — неприятная новость. Тем более шаршанская полукровка! И не просто шаршанская, а последняя в роду… Но вот то, что она Защитница… После Похода она будет известна и влиятельна. Как он может это использовать? Чем она может быть полезна? Или помешать?

В письме изящным витиеватым почерком было написано: «Да осветит Злата твой путь, мой любимый брат. Я не надеюсь, что ты простишь меня за побег. За то, что променяла семью на любовь к врагу. Но когда-нибудь, я верю, ты поймёшь меня. Именно ты. Отец меня не поймёт никогда. Я знаю…

Я долго сомневалась, стоит ли писать. Но вы всё-таки должны знать. Передай папе, что у него родилась ещё одна внучка. Маленькая Никшани. Как говорит Богдана, наша Ники…

Передай папе, я бесконечно благодарю его за то, что он когда-то приставил ко мне Богдану. Лучшей подруги и помощницы мне не найти. И няни для моей малышки тоже. Она любит нашу девочку как собственное дитя, которого, к сожалению, у неё никогда не будет… Что-то я расписалась. Прощайте! Не смотря ни на что, я люблю и тебя, брат, и Хвата, и племянников. Но здесь моя семья. Прошу, не проклинайте свою сестру и дочь, которая покинула вас!»