В комнату бодрым шагом вошёл Грапар с газетой в руках.

— Ну как? — спросил он у Эльи.

— Всё хорошо, — улыбнулась та.

— Тогда всем спать, завтра на рассвете выходим.

— Что пишут? — сидевший в кресле Лэрге кивнул на газету в руках Грапара.

— Вести из столицы. Хочешь почитать?

— Хочу.

Грапар хмыкнул и отдал ему последний выпуск бартовских «Голосов».

Лэрге неспешно развернул газету.

— Тебе же сказали: спать, — не выдержал Мароль.

— Я пока не хочу спать. — Глаза Лэрге скользили по строчкам.

— А по-моему, ты просто пытаешься всем продемонстрировать, что никто тебе не указ. Хотя казалось бы — ты ведь не сам свою фамилию заработал, с чего бы тебе нос задирать?

— Начинается, — проворчал Грапар. — Мароль, у тебя просто пунктик. Понятно, что ты с некоторых пор терпеть не можешь дворян, но не стоит отыгрываться на своих товарищах. Что прошло — то прошло.

Лэрге сидел с таким видом, как будто разговор его не касался вовсе. Прочитал первую страницу, перелистнул. Взгляд на Мароля граф не поднимал.

— А с каких пор ты не любишь дворян? — поинтересовалась Элья у музыканта.

Мароль неопределённо хмыкнул и, откинувшись на спинку кресла, принялся набивать трубку табаком.

— Да был один… — отозвался он. — Учились вместе. В музыкальном. Ну, он как-то раз вывел меня из себя — так же важничал, как наш Лэрге — я и врезал ему как следует. А дворянчик этот возьми да и выхвати шпагу. Буйный тип попался, у них вообще ведь не приветствуется на безоружного нападать. Бесчестно, видите ли… А этот таки пырнул меня пару раз — я еле выкарабкался потом. Меня отчислили, его нет. Просто потому, что у него была фамилия. Дворянская, а не заработанная. То есть, ни он, ни его семья ничего не сделали для того, чтобы к нему относились как-то по-особенному. И всё же именно так к нему и отнеслись. А меня выкинули на улицу. Вот с тех пор и не люблю.

— Какой ужас! — воскликнула Элья. — И ему совсем-совсем ничего не было? За такое положена Королевская Тюрьма! Мне как-то раз господин Дертоль рассказывал одну историю…

— Ничего ему не было, — буркнул Мароль. — Потому что «равенство» в Татарэте — это только красивое слово, фантик, скрывающий пустоту, если не что похуже…

— Перебивать даму нехорошо, — рассеянно заметил Лэрге, переворачивая очередную страницу.

Музыкант, обычно невозмутимый, так и остолбенел: замер в кресле, изумлённо выпучив глаза. И вдруг его лицо свирепо исказилось:

— Слушай, ты…

— Так-так, стоп, — Грапар примирительно поднял руки. — Мароль, в самом деле, нельзя же по одному недоумку судить обо всём шемейском дворянстве!

— Да ты на него посмотри, он же издевается, — процедил Мароль. — Хорошим манерам он ещё меня учить будет… Он же всех нас ни во что не ставит! Предложи я ему свою трубку, наверняка откажется, побрезгует — как же, холоп, плебей!..

— Почему же… — Лэрге положил газету на подлокотник кресла. — Если предложишь, закурю.

У Мароля брови взлетели вверх.

— Ты ведь не куришь, — заметил он.

— Вот и ответ, кто из нас двоих брезгливый.

— Да нет, бери… — Мароль привстал, протягивая трубку, и граф без колебаний её взял.

— Ты с ума сошёл? — спросила Жерра. — Не хватало нам второго курильщика! О себе бы подумал — это ведь чистый яд!

— Не волнуйтесь, Жерра. — Лэрге поднёс к трубке спичку, и табак вспыхнул с лёгким шипением. — У меня иммунитет.

— Буду я ещё за идиотов волноваться, — буркнула Жерра и отвернулась, чтобы не видеть этого безобразия.

Мароль сел, откинувшись в своём кресле, и его тонкие губы изогнулись в усмешке. Он смотрел на графа с интересом, как на невиданное насекомое. Впрочем, все так на него смотрели.

Лэрге же курил, как ни в чём не бывало. Он был практически неподвижен, шевелилась только рука с трубкой и, по всей видимости, губы, только губ было не видно — таким густым был выходящий из трубки дым. Сквозь облака этого дыма белело, расплываясь, лицо графа, казавшееся в этот момент странно чужим, и иногда поблёскивали глаза.

В затопившем комнату молчании Лэрге поднялся на ноги, подошёл к окну и распахнул створки. Наверное, вспомнил, что двоим из них ещё спать в этой комнате — а именно, Элье и Жерре. Струйки дыма проворно заскользили прочь, всасываясь в заоконную темноту.

— Крепковато, — заметил граф в тишине.

— Ну ещё бы, — хмыкнул Мароль.

— Спасибо. — Лэрге подошёл и протянул ему трубку. Потом повернулся так, чтобы его видели все присутствующие. — Разрешите откланяться. Если завтра выходим на рассвете, то и правда, пожалуй, стоит выспаться. Доброй ночи.