Нет, я конечно все понимала, у человека расследование горит, но вот что-то не заметила в лице радости от новости. Только подозрение, что я лгу.

— Чиста? В смысле не заражена? — было что-то сюрреалистичное в услышанном.

— Видимо, действительно не все люди подходят для донорства, — предположил заведующий лабораторией, с пониманием глядя на меня. — Но ваш случай первый. До этого заражение фиксировалось всегда.

— Мы еще раз проведем все анализы, если будут изменения, позвоним. Не покидайте Лондон.

В душе поднялась волна бешенства. Да вы тут поплачьте, что свидетель возможно солгал и здоров. Ведь именно так Смит и смотрел на меня. Как будто я обязана, должна оказаться зараженной и уже биться головой о стол в мечтах увидеть Брицкрига. Я чуть не рассмеялась, сжала зубы, недобро кивнула в ответ на слова детектива.

— Конечно, как скажете господин детектив.

Когда я вышла из Скотланд-Ярда, стояла полночь. Деловой центр опустел, а развлекательный наполнялся. Выходные в Лондоне праздновали с размахом. На машинах, пешком, в скверах сидели ряженные, уже навеселе, люди, отовсюду доносились смех, пугающие выкрики, разговоры. Я шла и не чувствовала ног, ощущая себя отмороженной.

В рюкзаке зазвонил сотовый, взяла трубку. Сотрудник госпиталя спросил меня, затем представился сам и сообщил:

— Соболезную, мэм. Час назад ваш муж скончался.

От услышанных слов возникло ощущение, что прямо в мозг влетел снаряд, взорвался внутри, расходясь волной в радиусе метра от тела, выбивая все мысли. Разом забылись все слова на английском языке.

— Умер?

— Нам нужно, чтобы вы приехали в госпиталь. Заполнить бумаги, провести освидетельствование, решить вопрос с похоронами.

— Как умер? — только сегодня с ним разговаривала, буквально пару часов назад.

— Разодрал сонную артерию.

Я опустилась на корточки, пригибаясь к земле. Телефон выскользнул из рук. «Это моя вина. Моя. Я его вывела из психоза. Думала, так будет легче».

Кто-то подошел, помог добрести до ближайшей скамьи, усадил. Спрашивали, не вызвать ли скорую. Я едва понимала, о чем просят. Отказалась, и меня оставили в покое.

Мысленно я каменела. Мир вокруг густел, сжижался и, наконец, придавил к самому дну. Реальность на мгновение застыла. Пару часов я сидела неподвижно. В прострации. Мерно дыша, вдыхая холодный ночной воздух. Погруженная в глубокую медитацию и откинув эмоции, я повторяла про себя мантры, которым в детстве научил отец, очищая сознание от лишнего, ненужного.

Затем я заказала билеты до Улан-Удэ.

Уже ночью я вернулась домой. Нужно было собрать вещи в дорогу и хоть сколько-то поспать. Или попытаться это сделать.

Марс сидел на кухне, не включая света. В темноте, мерцал экран смартфона. Я не заметила на ночной улице чужую машину, которую еще ни разу здесь не парковали. Да и кто ж после такого заметит.

Вошла, включила светильник и замерла.

Он поднял голову, улыбнулся, осматривая с ног до головы мое угрюмое заплаканное лицо, растрепанный волос, неаккуратный вид.

— Я потерял тебя, — сообщил он негромко, пока я раздумывала, что же делать дальше.

— Что ты тут делаешь? — наконец спросила я, все-таки снимая не до конца просохшую куртку.

— Жду тебя, — ему явно не понравился мой тон, и он слегка нахмурился, на лбу залегла складка недовольства. — Мне сообщили, что ты была в Скотланд-Ярде.

И снова изучающий пристальный взгляд на лице, пока я вяло оглядывала шкаф в поисках подходящей сумки.

— Я была в морге, — сообщила я, решив, что все-таки стоит переодеться. Паспорт и деньги все равно на втором этаже, и в любом случае придется за ними подняться.

Он, кажется, удивился, озадаченно свел брови.

— Андрей покончил с собой, — слезы снова подступали и так и норовят вырваться наружу.

Марс тут же встал, приблизился. Обнял.

Как же это приятно. Горячий, сильный, такой желанный. Я заплакала от отчаянья. Да чтоб тебя! Как можно быть таким двуличным?! Мозг разрывался от противоречий.

— Т-ш-ш-ш, все хорошо. Сейчас сделаем бутерброды, выпьешь чаю, я тебя искупаю, и мы отдохнем немного.

Во мне шевельнулась злость.

— Отдохнем, говоришь?! В смысле? Будем жить долго и счастливо? Как насчет секса?

Я развернулась к нему, разглядывая лицо.

— Будем трахаться или до конца жизни строить друг другу глазки?

Он не выпустил меня, погладил спину, рассматривая, вероятно пытаясь угадать, что у меня на уме.

— Что тебе там сказали?

— Мне нужно переодеться, — отозвалась я, решив, что лучше пока не спорить. — Сделай чай.

Если Смит прав, то против лома нет приема, никакого, кроме хитрости. Мужские руки отпустили, и я прислушивалась к себе. Не хотелось покидать объятия, хотелось остаться у надежной груди, слушать чужое, бьющееся сердце и обнять в ответ.