Шрифт:
***
Бэбилон редко пользовался автомобилем – платить дорожные пошлины с каждым годом становилось все труднее, не говоря уже об огромном счете за электричество, на котором ездила машина. Но в пригород к родителям он предпочитал добираться в своем роскошном Бентли. «Забавно, – думал он, плавно поворачивая руль. – Когда приходилось ездить сюда из колледжа, казалось, это чертовски далеко, а теперь дорога словно укоротилась, хотя предки живут все там же».
На самом деле дорога казалась короткой потому, что он любил водить. Движение машины, ее едва уловимое урчание, ощущение, что одним легким поворотом руля можно изменить движение этой громадины, наполняло его каким-то особым чувством. Чувством собственного превосходства, могущества, и, главное – независимости. К большому сожалению Бэйби, автомобильных дорог осталось крайне мало – метро было и практичнее, и дешевле. Но даже суперудобные вагоны не могли избавить Бэбилона от ощущения, что он находится в муравейнике, из которого нужно немедленно выбраться. Па Эл всегда находил эту нелюбовь сына к коллективизму странной и нездоровой – сам он любил шумные компании, общение с кучей людей одновременно, и ездить предпочитал тем транспортом, что мог вместить за раз как можно больше его друзей. Зато па Ксандр понимал сына, разделял его любовь к машинам, точнее, именно он эту любовь и привил.
Роскошный черный Кадиллак с мягкими кофейно-коричневыми сидениями из лучшего кожзаменителя – в этой машине Бэйби подолгу просиживал в детстве. Забирался в гараж, садился на водительское сидение и представлял, как едет куда-то очень-очень далеко, свободный, как ветер. Иногда он представлял, что отправился в путешествие с Мэтом, иногда «уезжал» один, а иногда ему представлялось, что рядом с ним сидит его двойник – второй Бэбилон МакГиллис, который понимает его без слов, разделяет все его мысли и идеи. Конечно, Мэт был отличным другом, но далеко не во всем они сходились, были моменты, когда Мэт просто не понимал Бэйби. Воображаемый двойник – другое дело. Он не просто все понимал, он мог развить мысль дальше, подхватить идею и сделать ее лучше. Но это происходило только в мечтах, в реальности друга-двойника ему никогда не удавалось встретить. По сути, кроме Мэта, другом он мог назвать только Джона Хелльса, но тому хватало своих заморочек. Главным достоинством Джона было умение принимать, не понимая. Если нечто его интересовало, он вникал в суть, если нет – он говорил: окей, парень, я вижу, что для тебя это важно, я не знаю, почему ты думаешь так, но если ты уверен в своих идеях, значит ты прав.
Собственно, этим Джон и был ценен – он мог поддержать даже тогда, когда сам был уверен, что решение принято неправильное – он за всеми признавал право на ошибку (кроме своих лаборантов – их ошибки могли сократить вселенную на планету Земля, а то и на галактику Млечный Путь). Подобная терпимость была по-своему характерна и для отца Бэйби – Ксандра. Он никогда не давил, не требовал, но, в отличие от Хелльса, всегда старался понять – что лежит в основе выбранного человеком образа действий, и, если не понимал – честно в этом признавался, как, впрочем, и в том, что не может поддерживать то, чего не понимает.
Так, когда Бэбилон решил украсить машину отца пиратской эмблемой – наклейка диаметром в полметра с белыми костями и черепом очень выразительно смотрелась на капоте черного автомобиля – па Эл устроил сыну невообразимую взбучку и не потому, что переживал за машину, а потому, что знал – его Ксандр обожает эту железяку. Сам же Ксандр ругать сына не стал, вместо этого он поинтересовался – что было в пиратах такого, чтобы их символ украшал именно его, Александра МакГиллиса, машину. Ведь подобные эмблемы должны отражать суть мировосприятия владельца вещи, а коль скоро владельцем машины все же является он, а не Бэйби, поступать так было некрасиво. Хотя лично он, Александр МакГиллис, ничего против пиратской символики не имеет – просто это не его стиль, и сыну следовало с этим считаться. Бэйби не мог привести никаких разумных доводов в свое оправдание; как описать и передать то чувство бесшабашности, независимости и безграничной свободы, которые давали ему романы и фильмы о пиратах, он не знал, а если говорить о конкретных действиях – пираты были банальными преступниками, вся их «деятельность» сводилась к грабежам и убийствам, с чем Александр МакГиллис определенно не имел ничего общего.
Пришлось согласиться с требованием отца и отодрать наклейку с капота. Опять же, даже указывая сыну на его неправоту, Ксандр не стал отчитывать ребенка (тем более, что тот уже получил свое от Элвиса), но лишь строго внушил – чужие вещи нельзя трогать без разрешения владельца, даже если тебе кажется, что ты делаешь «как лучше».
Вспомнив эту историю, Бэбилон улыбнулся. Тогда он подчинился требованию отца и убрал эмблему, но обещал себе – как только вырастет и обзаведется собственной машиной, сделает себе точно такую же наклейку. Обещание свое он сдержал и ездил с черепом и костями на капоте весь первый год учебы в колледже. Потом не выдержал этой безвкусицы, снял наклейку и перекрасил машину из черного в глубокий синий цвет. Когда отцы увидели это изменение впервые, Эл долго посмеивался над сыном, а Ксандр лишь улыбнулся и похлопал Бэйби по плечу со словами:
– Не знаю, радоваться мне, или огорчаться, но, похоже, сынок, ты окончательно вырос.
Погрузившись в воспоминания, Бэбилон не заметил, как доехал до улицы, на которой жили его родители. К счастью, навигационная система исправно работала и вовремя посоветовала сбросить скорость. Бэйби затормозил у лужайки родительского коттеджа. Кое-что полезное принесло и повышение платы за электродвигатели – машин было настолько мало, что парковаться можно было где угодно.
Бэйби еще помнил то время, когда за покупками ездили в магазины – в выходные отправлялись всей семьей и закупались на неделю (для этих целей Ксандр держал в своем гараже семейный минивэн). Теперь в этом не было необходимости – универсальный преобразователь-переместитель Хелльса доставлял продукты со склада прямо в холодильник. Иногда, правда, все еще случались сбои – вещи путались, перемешивались. Например, однажды Элвис заказал пакет молока, а гостивший у родителей Бэйби – плетеный коврик для пола в машине. Когда заказ появился, молоко немедленно полилось наружу, оказавшись упакованным в циновку. Эл и Бэйби помирали от хохота, а Ксандр, закатив глаза, вызвал робота-уборщика, а затем лично исправил заказ. Из-за таких ошибок перемещение живых существ пока было под запретом. Джон утверждал, что ему нужно еще максимум лет двадцать – и метро уйдет в прошлое, потому что все будут путешествовать его переместителем. «А ведь я так и не съездил к Джону», – подумал Бэйби, выходя из машины и скорее по привычке, чем ради безопасности, включая сигнализацию.
На ступеньках веранды с гитарой в руках и склонив голову набок, сидел Ксандр. Он медленно перебирал струны, напевая старинную ирландскую балладу. Вообще-то из двух отцов Бэбилона ирландские корни имел один Элвис, но когда Ксандр только познакомился с семьей своего будущего мужа, он отчаянно хотел понравиться родителям Эла. Поэтому он проводил часы в обществе старого мистера МакГиллиса, изучая историю клана. В результате, Ксандр знал об ирландской культуре намного больше, чем его муж, и к сохранению традиций относился намного бережней, чем бесшабашный Элвис.
– Бэбилон, – Ксандр отложил гитару и встал, обняв Бэйби за плечи. День был солнечным и теплым, но от улыбки отца он показался раза в два солнечнее и теплее. – Не ждали тебя сегодня, молодец, порадовал.
– Просто захотел вас увидеть, па, – Бэбилон положил голову на плечо Ксандру – это всегда его успокаивало. Его родители, такие надежные, такие любящие и его, и друг друга, были его главной опорой. Чтобы ни случалось с ним – неприятности в школе, трудности в колледже, проблемы на работе, Бэбилон всегда знал – есть место, где его примут таким, какой он есть, успокоят, выслушают, посоветуют, помогут. Именно поэтому, даже понимая, что рассказать отцам о пережитом из-за голубоглазой девчонки ужасе он вряд ли сможет, Бэйби все же поехал к родителям на следующий день после странной встречи на лестнице. Ему просто необходимо было почувствовать себя частью нормальной счастливой семьи, а не неудачником, которого в прямом смысле тошнит от отвращения к себе.