– Хорошо,- соглашается Таня,- с удовольствием посплю.

А тут скрипит дверь, и входит председатель колхоза.

Таня видит его в первый раз. Какой старый дедушка! Запыхался. Видно, нелегко ему подниматься в гору.

Лена бежит ему навстречу, берет у него шапку и палку из рук, ведет к столу. Власьевна вытирает лавку передником.

– Милости прошу, Иван Евдокимыч, откушай с нами чайку.

Председатель смотрит на Таню, сидящую у стола, на хлопочущих Власьевну и Лену и понимающе улыбается:

– Подружились, значит? Вот это хорошо. Птаха в бурю всегда на дерево прячется. Ты жмись к ней, дочка, жмись! Власьевна - она голова. Она у нас генерал! Где какие неполадки увидит, забушует в сельсовете. Но ничего, справедливая женщина.

– Ну уж ты скажешь, Иван Евдокимыч! Сам ведь не тихий. Вон на старости лет какую тяжесть на плечи взял!
– говорит Власьевна.

– Что поделаешь, некому ведь! Наши там воюют, а нам здесь приходится. Вот кончится война, возвратятся сынки, Иван Дмитриевич с фронту придет, тогда и отдохну. А сейчас, знаешь, Афанасьюшка, иной раз и думаешь: счастье-то какое, что в тяжелое время и мы, старики, пригодились, сумели плечо подставить, а не то, что в стороне лежать да охать.

Иван Евдокимович говорит, а сам внимательно смотрит по сторонам.

– Устроилась, значит, дочка? Ты не стесняйся; если что нужно, прямо ко мне беги. Много не можем, а капустки там или картошки подброшу.

– Спасибо, Иван Евдокимыч.

Председатель усаживается поудобнее и говорит строго:

– Вот что, красавица, завтра ты нам дело наладь. Уборку мы кончили, а колоски с поля собрать нужно. Колосок к колоску - мешок к мешку. Собери-ка ты свою пионерию, и выходите завтра в поле, чтобы были поля чистые, словно изба к празднику.

– Хорошо,- говорит Лена.

– Ты не сомневайся, Иван Евдокимыч, она сделает,- подтверждает Власьевна.

– Знаю уж, бабы по деревне похвалу ей поют, говорят, новая учительница хоть куда! И сводки наладила, и книги ребятам направила, и в поле поработала. От мирских глаз ведь не скроешься.

Лена краснеет от удовольствия.

* * *

Утром на школьном дворе собрались веселой гурьбой ребята - весь четвертый класс во главе со звеном. Пришли даже малыши из второго класса. Только Миши Теплых опять не было.

– Где же он?
– спросила Лена,- почему не подчиняется пионерской дисциплине?

– Он в кузне, дяде Васе помогает наладить молотилку. Он там нужен. Его ко всякой машине допускают!
– Петя завистливо вздохнул.

Манька стояла в стороне, надув губы, и капала слезами. Нюра крепко держала ее за руку.

Леночка подошла к девочкам.

– Что такое, Маня? Почему ты плачешь?

У Маньки быстрее закапали слезы.

– Кто тебя обидел, Маня?

– Она...- Манька кивнула на Нюру. Нюра стояла с непреклонным видом.

– Она? Что же она сделала с тобой?

– Вымыла!
– горестно всхлипнула Манька.

Ребята залились смехом.

– Вот это так обидела!

– Глядите, глядите, и вправду чистая!

Манька вырвала руку у Нюры, отбежала в сторону, запрыгала по-воробьиному на двух ногах и запела:

– Буксир, буксир, двенадцать дыр! За мной не угонишь, сама потонешь.

Слез у нее как не бывало.

Никогда у нее не поймешь, у этой Маньки, что у нее всерьез, а что нарочно.

В поле ребята разбрелись по сторонам и разделились. Мальчики в одном конце, а девочки кучкой вместе.

Ребята собирали колоски сначала себе в корзины, а потом сносили в общие кучи. Мимо них то и дело проезжали телеги, груженные серебряными снопами: девушки возили ячмень в сушилку. Ни одна не проедет молча:

– Эй, работнички! Шевелитесь, не спите!

– Что-то больно мелки! Сколько вас на фунт сушеных идет?

Саша обрывал их солидным басом:

– Проезжай, проезжай, не задерживайся, мелки да крепки!

А Климушка серьезно отвечал на вопрос о сушеных:

– Шемь.

Ребята работали по-разному. Таня наклоняется, как заведенная: всё боится, как бы не сказали, что она хуже других. У нее уже и вихор вздыбился, и пот течет по лбу и скатывается с курносого носа. А Нюра присядет на корточки и быстро, чистенько всё вокруг себя подберет, словно метелочкой подметет. А потом отойдет на шаг и снова так же. И коса у нее не растреплется, и щеки не зарумянятся.

Женя и Валя ходят рядком, собирают в одну корзинку и о чем-то своем беседуют.

Манька успела уже песенку выдумать и поет ее на всё поле. Хоть Таня Маньку и не любит, а сознаться должна: голос у нее звонкий, почти как у Леночки. И песенки выдумывать ловка:

У нас речка неглубока:

Можно камешки достать,

Берите, девочки, корзинки,

Идем колосья собирать!

Мальчишки с криком и гиканьем мечутся, будто и без толку, по всему полю. А всё-таки корзинки V них полнятся,- не отстают от девчонок.