– Всё наладится, – упрямо сжала губы девушка и взяла её руку в свою узкую, но крепкую ладонь. – Обещаю!

– Ренн! – позвала Кудряна сына, и голос её напугал тишину, прошёлся корявой иглой по чёрным стенам.

Он подошёл к ним, высокий, статный. Красивый, как бог. Сурово вылепленное лицо. Характерный нос с горбинкой. Длинные волосы, прихваченные обручем мага на лбу. Ренн высился над ними, как победитель, уверенный в себе и собственных силах. Но Кудряну не обманешь: за спокойствием таилась робость. Тлела надежда отчаянно тоскующего сердца, разбитого когда-то на тысячи осколков. И только её исцеляющие руки могли залечить его рану, утешить печали.

– Иди ко мне, сын, – позвала, поманила свободной рукой. И сильный мальчик рухнул на колени, прижался лбом к её ладони, вздохнул прерывисто, до содрогания в груди.

Кудряна почувствовала его горячие слёзы и промолчала, давая возможность прийти в себя. Он целовал её руку горячими обветренными губами, а потом порывисто поднял голову. И столько отчаянной любви вылилось на неё, что она задохнулась, получив удар в сердце. Удар, после которого не оправиться, не стать прежней.

– Иди ко мне, – повторила хрипло и прижала сына к груди. Своего большого неулыбчивого мальчика, которого когда-то выносила в своём лоне, родила, но ничего не помнила об этом. Но разве сердцу об этом расскажешь? Оно билось прерывисто, стучало, заглушая разум, тянулось и принимало со всей щедростью, на какое только было способно.

Они жались к ней – брат и сестра, сын и дочь. Жались, как псёнки, в поисках тепла, надёжности, любви. Прижимались телами – плотно, не оторвать. Боялись, что их оттолкнут. Не ждали, что их, чужих и далёких, хлебнувших горя и невзгод, полюбят сразу и бесповоротно.

Напрасные страхи. Она не смогла бы сейчас отказаться от них, даже если бы они оказались неродными. Так вольфо принимают чужих щенков. Так сорокоши вылизывают чужих котят. Так женщины всех миров берут на руки несчастных младенцев, чтобы дать им имена и называть своими сыновьями и дочерьми. А эти были её, родными, потерявшимися и нашедшимися через годы.

– Я здесь. Я не исчезну. Ну же, перестаньте, – бормотала она, глотая слёзы, и чувствовала, как горячо намокает рубашка на обоих плечах.

Тишина множилась вздохами и всхлипами. Плакала Небесная девчонка. Роняла тихо слёзы слабая Мила. Прятали глаза лендры и муйба, отворачивались мохнатки, прикрыл рукой глаза кровочмак. И только Юла сверкала единственным глазом и напевала сиплым голосом что-то невероятно бодрое и еностисто-довольное, потирая руки и подбрасывая поленья в прогоревший камин…

Дара

Под утро стало тише. Время замерло, погрузившись в дремоту. Эмоционально выжатые, но радостные, все ощущали свет и душевное спокойствие. Я перебралась на кровать к Миле, и мы уснули, обнимая друг друга. Геллан спал на полу, прямо возле нас. Он боялся. Не показывал виду, но я же чувствовала. Не знаю, сомкнул ли он глаза.

Мила вздрагивала во сне, дышала часто и поверхностно. Щёки окрасил жаркий румянец. К утру стало понятно, что это не просто эмоции, а горячка. Словно она простудилась. Иранна хмурилась, качала головой, вливала в девчонку свои снадобья, переговаривалась тихо в углу с Россой.

Проснувшийся Гай плакал и капризничал и впервые за всё время потребовал у Нотты крови. Вымогал бессовестно, чуть ли в истерике не бился.

– Ему непросто, – вздохнув, пояснил Айболит. – Он мал и не понимает. Это его реакция на происшедшее. Он…

Айбин запнулся, покачал головой и не стал продолжать. Мне не понравилась его скрытность, но прижать кровочмака, когда он не хочет разговаривать, невозможно.

Миле становилось хуже, она словно таяла на глазах, но каким-то чудом держалась ещё на краю сознания. Женский состав испробовал на ней весь широкий ассортимент способностей, но ничего не помогало.

В какой-то момент успокоившийся Гай забрался в Милину постель и прилип намертво, затих, обнимая девочку ручонками. Через час стало понятно, что ей легче, но ненамного.

– Неживая энергия, как ни крути, – хмуро провёл рукой по мохнатому лицу Айболит. – Он забирает внешний негатив. Для Милы – облегчение, для Гая – питание. Но это временно.

– Нужно выбираться отсюда, – сказала Леванна Джи после завтрака. Кусок в горло никому не лез, кроме Юлы, что оставалась спокойно безмятежной. Вот где шикарная непотопляемость. – Ветер стих. Незачем оставаться в таком месте надолго. А поедем дальше, глядишь, и решение какое найдётся.

И мы засобирались. Но сказать оказалось легче, чем сделать: намело так, что дверь не открывалась. Я тут же нарисовала в голове картину, как мы застряли тут надолго. И когда-нибудь найдут здесь наши хладные трупы, точнее скелеты…

– Перестань, – мягко приказал Айболит, и я очнулась.

Ренн хмыкнул, приказал отойти всем подальше. Что он там бормотал – неважно: у магов свои прибамбасы, какие-то сложные заклинания и руками они водят по сложным траекториям, но за Ренном всегда наблюдать – одно удовольствие.