– Когита. Творится что-то страшное.

– Здесь есть где спрятаться? – вела разговор лендра.

Девушка пожала плечами.

– Я не здешняя. Просто не ходите туда, к центру. Здесь они уже были. Кто уцелел и сумел убежать, скрываются в этом месте. Я вышла, чтобы предупредить. Вначале огненный дождь. Мы спасались, как могли. Думали, всё закончилось. А сегодня пришли они – стакеры с пустыми глазами. Не щадят никого. Выметают начисто. Но они идут вперёд, не оборачиваясь. Поэтому часть жителей выжила. Кто расторопнее.

– Геллан, вы же не пойдёте туда? – у Небесной такое лицо, что Барк невольно опускает глаза.

– Мы должны. Ты же понимаешь. Там ещё могут быть живы люди.

– Сколько вас и сколько их? – возражает девчонка, но уже знает: спорить бесполезно.

– Ты останешься с женщинами, – приказывает ему Геллан, и Барк огрызается:

– Почему я? Пусть останется Лерран – он слаб и вряд ли сможет быть полезен.

Барку плевать на тот взгляд, которым его одаривает Лерран. И философ вдруг понимает, что всё решится и без него. Может, впервые он бессилен что-либо изменить. Он не может убивать. И пользы от него в битве не будет. И все это понимают. Оружие философов – слово. Но когда приходит Зло, разве не рушатся старые правила? Разве может он стоять в стороне?

– Послушай меня, – трогает его за плечо спешившийся Геллан. – Тебе нельзя брать в руки оружие и воевать. Но никто не запрещает защищать. Услышь меня, пожалуйста. Здесь останется самое ценное для нас. Дети, сёстры, матери.

«Любимые» – слышит Барк его голос, что врывается в мозг беззвучным криком, и не находит слов для возражения. Сникает под пристальным взглядом золотоволосого стакера. Будь неладен тот день, когда эта компания встретилась ему на пути!

Барк машет руками и отходит в сторону.

– Показывай дорогу! – обрушивает он свою беспомощную ярость на чучело в чужих обносках. Когита молча идёт вперёд, и только сверкнувший взгляд говорит, что он сделал ей больно. Плевать. Ему давно уже не топтать Небесный Тракт в благости. Ему там уготованы муки за слишком долгую жизнь и сонм ошибок, за грехи и беспутство.

Он даже ничего не говорит, когда от их отряда отделяются Инда и Ферайя. Ну да. Одна с закрытыми глазами попадает в цель, а вторая слишком не проста, чтобы отсидеться, как писклик в норе.

После яростной перепалки в их стане остаётся и Рина.

– Ты останешься с матерью! – рычит Ренн, и девушка не находит аргументов, чтобы переубедить взбешенного брата.

Барк чувствует, как кружится у него голова. Их маленький отряд замирает на время. Смотрит вслед тем, кто отправляется в неизвестность. Хмурит брови встревоженная Росса. Дара поддерживает слабенькую Милу, что чертит знак Удачи в спину Геллану. Алеста напевает песню, а губы у неё белые-белые, как в обморок не грохнется. Маленькая Леванна Джи застыла и остановившимся взглядом ловит мелькающую тёмную голову Леррана. На лице Пиррии – мука. Тинай тоже отправился с отрядом воителей.

И Барк понимает: какими бы сильными они ни были, всё равно остаются женщинами. Тонкими и нежными. Ранимыми и беспомощными.

– Поторопитесь! – звонко подгоняет их Когита, и сбившиеся в кучку женщины идут за ней. Бредут нехотя переставляя ноги.

Барк горько усмехается. Старый пастух для слишком резвого стада. Он идёт последним, отрезая пути к отступлению. Мало ли. На всякий случай.

Дара

Я почувствовала себя ребёнком войны. В мозгу вспыхивали страшные, как эхо далёкого прошлого, слова: «эвакуация», «налёт неприятеля», «бомбоубежище»… Я рвала их наспех, как постыдные черновики. Мне казалось, если я буду так думать, то мысли станут материальными, и я окажусь где-то не здесь – провалюсь в другой мир, и там уже не будет ни Геллана, ни этих людей и нелюдей, что стали мне почти родными. А будет нечто ужасное, и одной мне ни за что не справиться.

Рядом приволакивала ноги Леванна Джи. Она то и дело оборачивалась и тревожилась, напрягалась, как струна, будто пытаясь вложить силы в слабого ещё Леррана.

– Ты когда ему скажешь? – тихо поинтересовалась Росса. По-особенному как-то, с пытливым взглядом в душу, и я навострила уши. Забыла на миг о собственном «бубновом интересе», что, как всегда, летел впереди. И то, что с ним Сильвэй и другие мужчины, никак не успокаивало меня.

– Никогда, – помедлив, ответила Леванна и так полоснула глазами по Россе, что, будь я на её месте, ушла бы на метр под землю, а лендре хоть бы хны – не дрогнула даже.

– Ну и зря, – с осуждением так, тяжело придавила и пошла вперёд. А затем, обернувшись, добавила: – Есть вещи, о которых потом жалеешь. А исправить ничего нельзя.