Шрифт:
Ренн
Он мечтал об этом. Грезил долгими ночами на Острове Магов. Ренн представлял её – женщину, что родила его и смогла отдать чужим людям. Представлял, как посмотрит ей в глаза. Как спросит. Возможно, упрекнёт или просто послушает, что она скажет.
Он безмолвно спорил с нею, что-то доказывал, возмущался, а потом видел одну и ту же картину: его голова на маминых коленях. Пальцы перебирают его длинные волосы. Губы касаются его лба. Яркие, болезненные образы, недостижимые, как далёкие звёзды.
– Мама… – растерянно вскрикнула Рина, а он вдруг понял, что не готов. Вот так неожиданно, сразу – не готов увидеть, принять, осознать.
Глаза оказались быстрее хаотичных мыслей – метнулись к женщине, что стояла у камина.
Испуганная. Худая до истощения. Жалкая. Судорожно сглатывает, и видны все неровности гортани, проступающей сквозь пергамент тонкой кожи. Не голова, а череп – прорисованы до мельчайших подробностей косточки и хрящи носа. Не характерного, с горбинкой, как у них с Риной – другого. Но губы и линия подбородка знакомы – у них с Риной точно такие.
Очень хрупкая фигура, кажется, тронь пальцем – рассыплется в прах. Очень напряжённая, прикоснись – и зазвенит тревожно. А ещё женщина смотрит на Рину и не узнаёт. Не может понять, почему чужая девушка называет её матерью.
Ренн ничего не чувствовал. Слышал только прерывистое дыхание той, что когда-то подарила ему жизнь. Он не понял, откуда взялись гул и дрожь – лишь жил этой щекотной вибрацией и желал, чтобы встряска помогла ему прийти в себя.
К нему кинулись Геллан, Раграсс и Лерран.
– Тихо-тихо, – крепкие ладони сжимают предплечья, а спокойный голос завораживает и возвращает в реальность. – Тише, успокойся, иначе ты сейчас здесь всё разнесёшь. Выдохни, пожалуйста, и кивни, что слышишь меня.
Ренн выдохнул и кивнул. Оглядел комнату и растерянные лица. Кажется, никто толком и напугаться не успел. Хорошо, что не поняли, что это такое, когда стихийная магия вырывается наружу в тесном помещении, полном людей.
– Я в порядке, – сам не узнаёт собственный голос – севший до хриплого загнанного шёпота: внутри ещё бурлит воздушный вихрь, и стоящие рядом это чувствуют.
Глаза матери, полные страха, скользят по его лицу. Гримаса боли на миг ломает тонкое лицо, пролегает морщинами на лбу и возле рта. Не этого жаждал он при встрече с далёким прошлым.
Беза не могла его узнать. Слишком долог путь от маленького трёхлетнего мальчика до взрослого мага-стихая. Не Беза. Кудряна. Но ему почти нет разницы: имя матери Ренн узнал недавно.
Рина делает шаг вперёд и протягивает руки, желая заключить мать в объятия.
– Что случилось с тобой, мама? – спрашивает тревожно и замирает, увидев, как женщина отшатывается, неловко бьётся телом о стену и, прикрывая руками голову, падает на колени.
– Она не помнит ничего, – сипло прерывает молчание Юла. – Память её спряталась от потрясений.
Беза дрожит всем телом и неожиданно начинает бормотать. Вначале тихо, затем громче, пока голос не срывается на высокой ноте, переходящей в рыдания:
– У меня нет детей, у меня нет детей… У меня нет детей! Нет! Детей!
– Нету, нету, – ворчливо отзывается Росса и без церемоний обнимает хрупкое тело, прижимая женщину к груди. – Успокойся, нет у тебя детишек. Всё хорошо.
Беза не вырывается, обмякает у неё в руках, доверчиво клонит голову, всхлипывает, втягивает воздух и постепенно успокаивается. Росса кидает на всех предупреждающий взгляд. Сердитый и строгий.
Никто сейчас и не осмелится ни перечить, ни приближаться.
Постепенно градус в доме выравнивается, уборка продолжается, но все словно ходят на цыпочках. И даже ужин проходит в молчании.
Беза, разомлев от сытной еды и тепла, засыпает тут же, у камина.
– В последнее время мы плохо питались, – разводит руками бойкая Юла и зорко оглядывает народ единственным глазом, словно ждёт, что начнут упрекать или спрашивать лишнее.
Все молчат. Не от равнодушия, а с пониманием.
– Как вы познакомились? – спрашивает Ренн, не надеясь на правдивый ответ.
– Случайно, – с готовностью отвечает мохнатка. – К сожалению, ничего не могу рассказать о ней. Я её, можно сказать, из-под кнута ведьмы вытащила. Думаю, она скиталась и нередко была бита практически ни за что. Нищенствовала и попрошайничала, наверное. И Беза – это я ей дала такое имя. Безымянная потому что.
– Она ничего не рассказывала о себе? – не мог удержаться Ренн, понимая, что вряд ли узнает многое.