Шрифт:
— Моя память хранит многое, уважаемый Яфаг, — спокойно ответила Йорунн. — Однако смотреть лишь назад, когда впереди зарождается буря, кажется мне неразумным. Я услышала вас. Кто еще хочет высказаться?
Со своего места поднялся Фоурт из рода Сагде — пожилой воин, один из тех, кто представлял на совете Танасис.
— Я тоже должен кое-что сказать, госпожа. Я много старше вас и повидал немало сражений, пережил потерю друзей и родных, война с ханом отняла у меня всю семью, оставив лишь двоих маленьких внуков. Конечно, наш шаткий мир не будет сохраняться веками, но почему бы не подождать еще несколько лет, прежде чем вновь поднимать оружие?
— Потому что у нас нет не только лет, а даже нескольких лун. Вы не знаете того, что знаю я. Нас в скором времени ждет совершенно иная схватка. Не маленькая стычка за право назвать себя ханом или конунгом, а опустошающая, сметающая все на своем пути битва за возможность жить, дышать, надеяться.
— С кем же?
— С теми, кто не побоится принести магию в нашу степь. С теми, кто готов разрушить весь мир, с чуждыми нам существами, один лишь вид которых способен поставить храбрейших из вас на колени. С теми, кто не делает различия между хольдингами, кочевниками, обитателями южных пустынь или жителями северных краев. С теми, кто вскоре придет из не таких уж далеких Золотых Земель.
— Откуда вы можете знать о таком? — в голосе Адоя звучали нотки сомнения. — Магия чужда нашим землям, ей не место в Великой Степи.
— Отчего же? Лишь потому, что вы не знаете о ней? Слепец не видит света, но это не мешает солнцу подниматься над горизонтом каждое утро и совершать свой путь по небу. Я отдала годы жизни, чтобы получить умения, которые теперь могут спасти нас всех. Четыре долгих года плена в землях Золотой Империи, в герцогстве Недоре. Знаете ли вы, что такое лишиться свободы ради того, чтобы ее сохранил кто-то другой? Каково это — очнуться от забытья в незнакомых краях, быть лишенным памяти и всех знаний об окружающем мире, оказаться в полной власти чужой воли? Лишь тот, кто пережил подобное, может осознать всю бездну отчаяния и беспомощности, что поглощает человека, вновь обретшего себя и воспоминания тогда, когда изменить что-либо уже невозможно. Мне нечего скрывать от вас, как, впрочем, и нечего стыдиться. Те, кто был со мной в Витахольме и сражался до конца, подтвердят, что выбрать иную судьбу я просто не могла.
— Это так, — подал голос Лонхат. — Я был там и видел все своими глазами.
— Как и мы с Китом, — подтвердил его слова Хала. — И все, кто был с нами в тот день. Наши жизни были куплены ценой вашей свободы.
— Если бы не храбрость госпожи Йорунн, домой бы не вернулись сотни воинов, — заговорил Орик. — Только благодаря ее решительности и мужеству тех, кто вместе с ней прикрывал наше отступление, мы сохранили и войско, и надежду на будущее. Мне стыдно слушать трусливые речи тех, у кого хватило подлости обвинять дочь Канита в предательстве!
Многие из присутствующих в зале согласно закивали, слова Адоя показались им оскорбительными. Йорунн благодарно улыбнулась и продолжила.
— Теперь я вернулась — и что же вижу? Вы погрязли в страхах и нерешительности, в мелких ссорах за власть над теми крохами былого величия, что удалось сохранить. Где избранный вами новый конунг? Почему перстень Хольда все еще пылится без дела? Неужели мой приказ, отданный за миг до полного падения Витахольма остался невыполненным? Я одобрила бы ваш выбор и принесла достойнейшему клятву верности, ибо благоденствие народа — все, а венец правителя — ничто! — Она повысила голос, заставляя слушателей молчать и потупить взгляды. — Адой из рода Гасти осмеливается бросить мне вызов и обвинить в предательстве. Однако его слова пусты, — продолжила она резко. — Я виновата перед вами, но вовсе не в том, что прожила вдали от дома эти четыре года. Моя вина глубже и страшнее: в опасный для всех нас момент я оказалась недостаточно подготовлена к роли правителя.
Йорунн тяжело вздохнула и заговорила мягче.
— Жизнь наказала меня сурово, но и подарила возможность исправить ошибки прошлого. Сейчас не время бередить незажившие раны. Вы считаете, что дела Золотой Империи не касаются вас, но это не так. Миром правит магия, и она вот-вот вырвется из под контроля.
— Это правда, клянусь жизнью, — с задних рядов поднялся Амайяк. — Я был вместе с Лонхатом из рода Сагар в Недоре этой весной и видел своими глазами, на что способны стихии. Это огромная сила, хотя и непонятная нам, привычным к иной жизни.
— Я могла бы показать вам то, что видела я, — голос Йорунн лился ровно, но в нем было столько мощи, что слушатели ощущали давление каждого слова. — Если бы была твердо уверена в том, что вы не проглотите от страха языки. Могла бы попросить тех, кто был в Недоре, описать то, чему они стали свидетелями. Могла бы подчинить ваш разум, запугать, заставить силой в конце концов.
В зале советов заметно потемнело, словно небо снаружи закрыло грозовыми облаками. Неизвестно откуда взявшийся сумрак погасил солнечные лучи, оставив на виду лишь одну фигуру в самом центре зала. И много кому показалось, что именно от нее исходит странный свет.
— Но я проделала весь этот путь не для того, чтобы угрожать. Я пришла предупредить вас. Если сейчас мы не найдем в себе силы объединиться и простить друг другу старые обиды, то не пройдет и года, как на месте лугов и зеленых просторов, на месте наших городов и деревень останется лишь серая выжженная пустошь.
— Чего ты ждешь от нас, дочь Канита? — спросил кто-то из глубины зала.
— Единства, — резко ответила Йорунн. — И доверия. Я прошу вас услышать мои словам и вместе со мной встать под стяги Хольда. Я сама поведу вас против Талгата. В Великой Степи не должно остаться союзников Золотых Земель и императора Сабира. Это — залог нашего выживания. В противном случае народ Хольда обречен на поражение, рабство и окончательное истребление. Наши земли будут разграблены, а со временем — иссушены и уничтожены теми, в чью магию вы не верите.