Шрифт:
— Уже убегаю, — Вера кинула беглый взгляд на часы, одним глотком допивая остывший чай.
На работу почти не опоздала, на ходу скидывая пуховик, закатывая рукава водолазки.
— Привет, а где Гюзаль?
Маджид один на кухне раскатывал тесто, слушая новости по радио.
— Ее сегодня не будет.
И все. Ни здрасти, ни до свидания.
«Ну и к черту тебя, чурка проклятая».
Вера больше не злилась, что он делал вид, будто ее не существует. Просто плюнула, тоже стараясь не обращать на него внимание. За время работы в узбечке, она хорошо набила руку и теперь для очередной лепешки посторонняя помощь не требовалась. Делала уже на автомате.
Самовольно позволила себе переключить станцию на приёмнике, найдя очередной «хит» современной эстрады, помыла руки и «приклеилась» к своему островку — рабочему месту.
И день был, как бы ничего, все как всегда, но атмосфера была странная. Это давящее молчание, раньше хотя бы с Гюзаль можно было поговорить, выпить чаю, а сейчас просто вакуум, как рыбка в аквариуме.
Тяжелое мужское дыхание напрягало, и Вера то и дело косилась на Маджида, которые продолжал лепить пахлаву, заодно перемешивая плов в казане.
— Гюзаль вообще не придет?
В ответ какое-то невнятное бормотание и едва заметное пожимание плечами.
Клинкова отвернулась, голыми руками перемешивая сырой фарш. За спиной раздались шаги, а потом тяжелые руки сжали ее плечи. Грузное тело Маджида придавило ее к той поверхности, на которой она готовила.
— Пусти, урод.
Вера завыла, чувствуя, как его руки нагло ползут по телу, больно хватая за грудь. Клинкова билась, пытаясь выкрутиться и хотя бы повернуться к нему лицом.
— М-м-м, — замычал узбек, оттягивая на ней фартук и забираясь под него грубыми движениями. Вера схватила чашку, в которой месила фарш и, изловчившись, ударила его через плечо. Не видела, куда попала, но по возмущенному, грозному возгласу поняла, что все-таки попала.
— Тебе нужно знать свое место, девка, — схватил ее за волосы, прижимая к себе. Вера поддалась обстоятельствам, позволяя себе зареветь. Кожу головы нестерпимо жгло от крепкого захвата и она, не видя ничего перед собой, начала махать руками, надеясь его зацепить. Рывком, Маджид развернул ее лицом к себе, толкая на рабочий стол и срывая несчастный фартук. Следом затрещала водолазка, расползаясь огромной дырой на плече. На пол посыпалась посуда, мешок муки пылью разлетелся по кухне, вызывая надсадный кашель.
— Помогите-е-е…
— Молчать, — рявкнул мужчина, наотмашь оставляя жгучий след на щеке, заодно задевая губы. Вера хваталась за его руки, вонзая свои ногти как можно глубже. Пыталась дотянуться до его лица, но он был выше ростом, а сидя у нее и подавно ничего не вышло, — Я давно на тебя смотрел. Ты как шлюха дворовая, ты позоришь честь женщины.
Глаза заволокло слезами, и Вера уже била наугад. Пиналась, продолжая сбивать тарелки со стола и стоявшие на нем продукты.
Это было невыносимо страшно, казалось, что лучше пусть он убьет ее прямо здесь и перекрутит на начинку для самсы, чем продолжать терпеть рокочущий голос и мерзкие прикосновения, которые, казалось, одним грязным пятном замарали ее тело.
— Я убью тебя, — завыла Клинкова, все-таки мазнув ладонью по его лицу и оставляя пару красных полос на щеке.
— Шлюхи для того и есть, чтобы обслуживать, а ты ведешь себя как одна из них. Ты не достойна.
Когда он сжал ее горло, отшвырнув от себя, следом прижимая ее к стене, Вера захрипела, но забрыкалась еще больше, чувствуя, как не хватает воздуха. Маджид в это время дернул ее за ногу, пододвигая ближе к себе, из-за чего Клинкова больно стукнулась головой об стол, и уже схватился за пуговицу на джинсах.
— Не-е-е-т, помогите… Кто-нибудь.
Никто не услышал, как звякнул колокольчик на входной двери, но Вера отчетливо услышала голоса в зале выдачи.
«Господи, Спаси и Сохрани» — молила Клинкова, а сама рыдала, продолжая отбиваться.
— Эй, что здесь происходит? — мужской голос ударил по перепонкам и Вера заревела еще сильнее, остро осознавая, что ей послали помощь. Она больше не одна. Маджид выпустил из захвата ее горло, поворачиваясь к вошедшему на кухню Зауру, а Клинкова сползла на пол, больно ударяясь коленками, заходясь в каком-то утробном кашле. В глазах потемнело, но она быстро сгруппировалась, и кинулась к выходу, почти на ощупь, поскальзываясь на размазанном по полу фарше.
Выбежала на улицу в чем была, без пуховика, без сумки, на мороз. Люди, проходившие мимо, смотрели на нее с недоумением, измазанную мукой, пахнувшую сырым мясом.
И Вера побежала.
Не оглядываясь, бежала, насколько хватило сил, не чувствуя от холода дрожащего тела. Задавала себе единственный вопрос: что она сделала не так? Как и чем она его спровоцировала? Она всегда была дружелюбной, приветливой, никогда не грубила, даже если очень хотела, даже одеваться старалась скромно, парилась в водолазках да в свитерах, потому что Ленка как-то сказала, что восточные мужчины не приемлют оголенного женского тела вне дома.