ГЛАВА 23

РОМАН Кулешов

5 часов

Всех, кто не успел досняться по акции за участие в зрительском голосовании на конкурсе красоты, мы ждем в студии «The CuCkoo’s Nest» 25 и 26 июня с 15:00 до 20:00.

Еще раз благодарим за теплую поддержку нашей прекрасной модели!

— А еще Роман снимал финалистку конкурса красоты! — сообщил Вадик клиентке с таким видом, будто сам изобрел и красоту, и конкурсы вместе взятые.

— Правда?! — ахнула блондинка с тоненькой косичкой. — «Мисс Россия»?

— Берите выше! — Вадик встал в позу полководца-завоевателя. — Конкурс девушек с нестандартной фигурой! Лондонский журнал, между прочим.

— О-о-о… — с благоговением протянула клиентка. — А можно мне еще сессию с вечерним макияжем? Чтобы как у Анджелины Джоли на последнем «Оскаре».

— Не можно, а нужно! — расплылся в предвкушении Вадик. — Сделаем даже лучше! Да, Ром?.. Ром! Ты меня вообще слушаешь?

Рома оторвал рассеянный взгляд от объектива и посмотрел на друга.

— А?..

— Ты уже час канифолишь эту линзу! Дырку протрешь!

— Не протру… — заторможенно отозвался Рома.

— Так, все. С меня хватит. Мадам, вы дадите нам пять минут? — и Вадик, не дождавшись разрешения от клиентки, схватил Рому за шкирку, как провинившегося щенка, и силком выволок из студии. — Ты достал меня уже! — процедил Куприянов, прикрыв дверь. — Сколько можно мне здесь корчить арию умирающего лебедя?

— Лебедя… — Рома вздохнул, сразу подумав о Юне, которая через пару дней будет уже не Лебедева. — Представляешь, организаторы говорят, она отказывается от финала…

Вадик взревел, как медведь в капкане, и с силой шарахнул по стене.

— Юна, Юна, Юна! — передразнил он, потирая ушибленную руку. — Ты издеваешься?! У нас такой шквал клиентов, которого никогда не было! Работай — не хочу! Это конкурс… Черт, это была лучшая идея всех времен! Такими темпами у нас вот-вот будет студия на Тверской и столько девиц, что тебе даже не снилось!

— А смысл в этом конкурсе?.. Она все равно не…

— Прекрати! — жестко перебил Вадик. — Смирись уже! Бабы — дуры. Особенно — Юна. Выбрала Игоря с его гребанным тендером — значит, так ей и надо. Хорош наматывать сопли на кулак!

Рома неопределенно дернул плечом и прислонился к стене. Конечно, умом он понимал, что Вадик — прав. Юна приняла решение, и сделать с ним уже ничего нельзя. Рома пытался поговорить с ней после дефиле, но она была какая-то тихая и печальная. Отделалась парой слов и ушла. Нет, она больше не бросалась обвинениями, не ругалась. Но так стало еще хуже: из нее будто высосали жизнь. Исчез румянец, исчез блеск в глазах, который было проявился, когда она освоилась на подиуме. Рома представлял, что она идет к нему, улыбается ему одному — и хотелось по-идиотски вскочить на стул ногами и заорать: «Вы видели?! Это моя Юна! Моя! Я люблю тебя!..» А потом все пропало, словно кто-то отключил электричество, и погас экран в кинотеатре. Рома понимал, что у него не было никаких прав на Юну изначально, между ними вообще ничего не было кроме его глупых фантазий. Но знать, что через жалкие несколько дней она будет принадлежать другому мужчине, и не какому-то там кронпринцу Швеции, — проиграть Рома бы согласился только ему, — а этому мерзкому лживому Игорю… Нет, это было невыносимо.

Кулешов ничего не мог поделать с собой. Не хотел просыпаться утром, не хотел разговаривать, шевелиться, есть… И почему до сих пор никто не додумался легализовать эвтаназию?

— Что, прям любишь ее, да? — обреченно спросил Вадик, глядя на то, что осталось от его друга.

— Какая теперь разница… — ответил Рома без выражения.

— Ты мужик или салфетка для объектива?! Просто скажи: да или нет!

— Ну да…

— Да или «ну да»?! — не унимался Вадик.

— Да! — рявкнул Рома, потеряв терпение. — Да, люблю ее, ясно?! Считай меня тряпкой, дебилом, романтиком… Не знаю, может, это все одно и то же. Но она — мой человек. Просыпаться с не хочу. Засыпать. Смотреть, как она смеется. Слушать ее голос. Любовью с ней хочу заниматься. Детей. Стареть. Гулять, держась за руки. Пить чай на балконе. Ругаться. Мириться. Валять дурака. Собирать грибы. Ругать глупые фильмы. Спорить. Фотографировать. Потому что в ней есть что-то… Родное и светлое, ясно тебе?

— Воу-воу-воу… — Вадик отпрянул и нервно оглянулся. — Здрасьте, Людмила Викторовна. Шумим, да? Все, поняли, больше никаких децибелов, — а потом, дождавшись, пока недовольное лицо пожилой бухгалтерши скроется за дверью агентства недвижимости, покосился на Рому. — Чего орать-то было? Мог бы просто сказать «да».

— Да, — уже тише повторил Кулешов.

— Ну, это я догадался, — Вадик задумчиво потер подбородок. — Поговорить вам надо, вот, что.

— Я пытался…

— Пытался он! Ты вот это все ей сказал?

— Нет, но…

— Вот именно! — Вадик раздраженно фыркнул. — Ничего без меня не можете. Значит так. Сейчас в руки себя возьми, сопли с колен подбери — и дуй снимать ту нимфочку. А я пока делом займусь.

— Каким? — удивился Рома.

— Каким-каким… Каким надо! Будет тебе Юна! — и Куприянов, ничего не объясняя, развернулся и в бодром темпе двинулся к лестнице. Потом вдруг обернулся и, прищурившись, посмотрел на товарища. — Когда, говоришь, у нее свадьба?

— Двадцать седьмого.