Я сняла босоножки, в которые успела влезть, и бесшумной поступью направилась обратно к Бену. Днем сейчас стоит жара, но ночью, с гуляющим ветром, лежа не укрытым, он рискует простудиться.

Мужчина вздохнул и повернулся, когда я накрыла его одеялом. На мгновение мне показалось, что сейчас он откроет глаза и моя забота выйдет боком. Быстро сориентировавшись, я тихонько напела мотив колыбельной, с которой меня укладывала в детстве мама, и мужчина продолжил сладко спать.

Однажды Бен рассказал мне, как скучает по колыбельным. Роуз пела их ему каждую ночь. Только ему, потому что маленький Зак предпочитал поцелуй на ночь «без завываний», а Пол и Келли погружались в сон так быстро, словно им в пятую точку выстреливали слоновьей дозой снотворного. Бен же засыпал под убаюкивающие звуки женского голоса. Его маленький секрет заключался в том, что уже взрослый (когда он со мной поделился, ему было двадцать два) мужчина порой чувствовал острую нехватку мягких напевов.

Я знала, что он больше ни с кем не делился этим и была тронута признанием настолько, что постаралась воспроизвести песню, которую мне самой пела мама. Даже сделала для Бена аудиозапись, чтобы он мог проигрывать ее перед сном, если вновь ощутит потребность вернуться в детство.

То, как быстро мамина колыбельная убаюкала его сейчас, заставило меня улыбнуться: он все еще иногда слушает ее.

Я едва коснулась пальцами шоколадных волос, борясь с соблазном заскользить костяшками по линии челюсти, очертить приоткрытые губы, углубление ключиц… Сжав тянущуюся к Бену руку в кулак, сильнее впилась ногтями в кожу. Неприемлемая тяга потрогать лучшего друга никуда не делась, но я смогла отойти от дивана и все же покинуть домик.

На улице было прохладно, и обнаженная кожа ног незамедлительно покрылась мурашками. Я прыжками пересекла путь до бассейна, но тут же пожалела о том, что не осталась около Бена. Наблюдала бы за ним как маньячка — всего-то. Но нет, теперь я ни за кем не понаблюдаю. Разве что россказни о том, как умершие с небес приглядывают за близкими, окажутся правдой.

Из тьмы на меня мчалось лохматое чудище. Первое время я слышала лай, но затем — лишь биение собственного сердца. Я так отчаянно неслась обратно в домик, что потеряла босоножек, ведь ранее решила, что нет смысла тратить лишние две минуты и мучиться с застежками.

Дверь звучно захлопнулась за мной, но пульс в ушах был громче. Он заглушал все, и даже мысли. Я видела, как Бен поднимается с дивана, как потирает глаза. Его губы двигались, однако звук был отключен. Я дышала часто и быстро, но, когда мужчина начал активно демонстрировать размеренное дыхание, последовала его примеру.

— Вот так, Лоис, вдох, — наконец услышала я голос Бена, — выдох. Вдох, выдох. Жива? Цела?

— Д-д-да, — губы тряслись, зуб на зуб не попадал. — М-м-м-мой босоножек…

Взгляд друга метнулся к моим ногам:

— Ты взяла только одну пару?

Я закачала головой.

— Хорошо, сейчас найдем вторую. Зачем ты вообще пошла на улицу?

— Хотела…

Я опустила голову и начала ковырять босой ножкой пол:

— Хотела пампушку с чесноком.

— Я же не посягал на твою кровушку, — улыбнулся Бен.

— А мой желудок посягал на пампушки. Это была глупая, очень-очень глупая затея. Мне не следовало…

— Да ладно, не грех хотеть есть посреди ночи. Пойдем.

Мои глаза чуть из орбит не вылезли, и я плотнее прижалась спиной к входной двери.

— Нет!

Бен засмеялся и отлепил меня от деревянного пласта. Я сопротивлялась, цеплялась за мускулистую грудь и, в конце концов, надумала упасть на пол. Не лишним было бы вдобавок изобразить эпилептический припадок. Не станет же он насильно тащить меня обратно на растерзание зверю? Бьющуюся в конвульсиях — уж точно!

— Я буду с тобой. Биэр тебя не тронет, — мужчина удерживал мои плечи, мешая телу принять горизонтальное положение. — Никто из лохматой шайки тебя не тронет. Ты же хочешь пампушек?

— Жить я хочу больше, — хныкала я.

Бен натянул футболку, подсунул мне другую пару босоножек, развернул мое ватное тельце и, держа его обеими руками, повел нас на бойню.

Прошло всего пару минут, но на улице нас уже подстерегала лохматая шайка в полном сборе. Я дрожала не то от холода, не то от сопереживания своему босоножку. Он подпрыгивал в слюнявой пасти Биэра, раз за разом налетая на белоснежные клыки, что блестели в ночи, словно острие ножа, которым разделывают человечину в фильмах ужасов.

Тяжело сглотнула. А ведь если бы не Бен, я могла бы сейчас быть на его месте.

Мы проделали безумно длинный путь. Порой мои ноги бастовали, отказываясь выполнять свою работу и двигать тельце вперед. В такие моменты Бену приходилось брать на себя роль полицейского, прекращающего несанкционированный бунт. Дубинки и наручников не было, конечно, но у моего друга имелись и другие весьма действенные методы.

Отлично, теперь в воображении разыгралась картина Бена с наручниками и внушительной «дубинкой»: губы украшает улыбка, тело — отсутствие какой-либо одежды…