– - Это все?
– - настойчиво спросил Ретиф.

– - Сейчас посмотрю ввоз оборудования, -- клерк ввел другой код, и после недолгого клацанья на свет появился второй листок.

– - Сверхмощные подъемные устройства, -- хмыкнул он.
– Забавно. Фанеру они ими, что ли, тягать собираются или плашки два на...

– - Четыре штуки, -- кивая, сказал Ретиф.
– - С широкоапертурными полями и полным комплектом захватов.

– - Ого! Такими игрушками можно "Хлябь-Хилтон" с корнем выдрать.

– - Что можно, то можно, -- согласился Ретиф.
– - Спасибо, Фредди.

Снаружи уже опустились сумерки; автомобиль ожидал у обочины. Ретиф велел Чонки ехать по мокрой, затененной деревовидными папоротниками улице на окраину, к пустой строительной площадке, которую совсем недавно занимало украденное строение. Выйдя из машины под ровный и теплый дождик, он забрался внутрь скрывающего котлован пластикового шатра и принялся осматривать мягкую землю, освещая ее ручным фонарем.

– - И чего на дам тумаете выйти?
– - поинтересовался Чонки, семеня рядом с ним на ножках, напоминающих клубки мокрой фуксиновой пряжи, увеличенные до размеров посудной лохани.
– Сростите, что прашиваю, но я зумал, что вы, демляки, не мочите любить ноги.

– - Просто осматриваюсь на местности, Чонки, -- ответил Ретиф.
– - Похоже, что щипач, который слямзил наш театр, поднял его с помощью гравитационных устройств, и скорее всего, целиком, поскольку никаких следов демонтажа я здесь не вижу.

– - Я чего-то не фонял, шеп, -- сказал Чонки.
– - Вы, по-воему, гоморили, что мастер Мигнан сам придумал этот прюк с коплованом, пубы интереть подогрес чтоблики к Открыциальному Офитию.

– - Не бери себе в голову, Чонки, просто у меня такой способ нагнетать напряжение, -- Ретиф остановился, подобрал с земли красноватый окурок наркотической сигаретки и понюхал его. От окурка несло резким запахом эфира, свойственным подобного рода изделиям гроачей.

– - Вы думаете, что таз я хлябианин, рак уж сопсем без вонятия, -- продолжал Чонки, -- а мы вой-чего покидали в свое время. Травится нам вердить, что это его вабота, -- роля ваша. Та долько, нежду мами, как он, черт сдери, это поделал?

– - Боюсь, что это дипломатическая тайна, -- ответил Ретиф.
– - Ладно, пойдем посмотрим, чем ответили гроачи на наш культурный вызов.

– - Да там и одеть-то глясобенно не на что, -пренебрежительно рассказывал туземец, пока они, хлюпая, приближались к машине, в ожидании пассажиров висевшей на воздушной подушке над большой лужей.
– - Прочего у них там не нисходит, а если и поисходит, так не проймешь чего. Дородили здоровенный защатый сгобор, и все забаковали в презент.

– - Гроачи народ скрытный, -- сказал Ретиф, -- но, может, нам все же удастся хоть что-то увидеть.

– - Не увебен, росс, -- хам у них еще пуча отраны, все с кушками. Они и слизко никому дунуться не бают.

Вглядываясь в глянцевые от дождя улицы, осененные похожими на сельдерей деревами, Чонки мурлыкал себе под нос веселый мотивчик, звучавший сначала так, словно его наигрывали на гребенке, затем -- на арфе с резиновыми струнами, а под конец, -- напоминая накачанную до отказа волынку.

– - Непорно чулудается, а?
– - сказал он, не дождавшись похвалы.
– - Тоследний пакт суток чмазал, гам полаталось трупам забеть, да у пня малец соскользнул.

– - Впечатляет, -- сказал Ретиф.
– - А как у тебя с деревянными духовыми?

– - Сак тебе, -- сказал Чонки.
– - С лунными стручше. Скрот вослушай, -- пипка.

Он вытянул руку в сторону, расположил вдоль нее четыре волоконца и проехался по ним наспех сооруженным из другой конечности смычком, издав визгливую трель.

– - Дичего, на? Мелодий я погра не икаю, но упрочняюсь, как жерт, так что и городии не за мелами.

– - Гроачианские поклонники носоглоточной музыки будут валить на твои концерты толпами, -- предсказал Ретиф.
– Кстати, Чонки, давно уже гроачи строят свою спортплощадку?

– - Пайте додумать: Тачали они ной осенью, вы, земляки, зак рак фунбамент детонировали...

– - Так им уже и закончить пора, правильно?

– - Па дам стервой медали него чело изменилось. И вошь сметно: как зуда те найдешь, -- ни единорога бочего нет, рана ох одна.

Чонки свернул за угол и остановил машину у смутно рисующегося в вечернем сумраке забора высотой в десять футов, сооруженного из плотно пригнанных пластиковых панелей.

– - Дзот мы и весь, -- сказал он.
– - Я те топорил, ни жига у них фуг не воймешь.

– - Давай-ка все же осмотримся.

– - Ядное тело, солько удо все хаки тержите востро, эти мертовы недочурки емеют подчехиваться одрань тико.

Оставив машину в густой тени, создаваемой раскидистой кроной гигантского папоротника, Ретиф с хлябианином пошли по панели, разглядывая сплошную стену, окружавшую целый квартал. На углу Ретиф остановился, огляделся. Уличные фонари еле тлели в тумане над безлюдными тротуарами.