— Да!

— Эх, — вздохнул он. — Ну, давайте починим.

— Урра!!

Но осуществить задуманное оказалось не так-то легко. За многие годы, что корабль Калеба стоял, погруженный в землю по самую ватерлинию, он в нее попросту врос. Калеб успел понастроить вокруг всяких сарайчиков и мастерских, а машинные цеха давно уже были переделаны, и машины в них теперь исполняли совсем другие функции, нежели прежде. Кроме того, весь дом был завален железом, полезными и бесполезными вещами, и все их нужно было куда-то перенести, иначе корабль попросту не смог бы поднять такой вес. В общем, по прикидкам Ависа, восстановление должно было занять не меньше недели.

— Но я же тебе говорил, что вернусь домой! — радостно повторял он Сайке, разгребая завалы. Та все еще дулась на него и не отвечала. — Надо только горючее нормальное найти, уголь — не самый лучший вариант. Калеб говорит, у него есть устройство для сжатия горючих газов, но их ведь тоже нужно где-то достать. Вот если б дело было в Элакии, я бы запросто…

Он все болтал и болтал, прямо как Калеб. А Сайка с каждой минутой становилась все мрачнее.

— Эй, ты чего? — наконец заметил ее настроение Авис.

— Вот мы тебя отвезем домой, а сами сюда вернемся, — вздохнула Сайка, уныло выгребая из шкафов отсыревшую одежду. — И будет все, как раньше: ты по одну сторону от Стены, я — по другую.

— А хочешь ко мне? — предложил парень. — У моих родителей большой дом. Они будут рады, что я вернулся, и наверняка разрешат тебе там остаться.

— Нет, Авис, — Сайка со вздохом покачала головой. — Так не делается.

— Почему? — не понял он.

— Потому что. Потому что это ТВОИ родители и ТВОЙ дом. А у меня нет своего дома. Я буду всем чужой.

— Глупости, — отмахнулся Авис. — Ну не выгонят же они тебя, если я им скажу, что ты меня спасла. Мои родители — хорошие люди. Они на Калеба немного похожи.

— Не выгонят, наверное, — согласилась Сайка. — Но это все равно не то. Я хочу свой дом, понимаешь? Свой дом — это когда семья. Это когда ты с ними ссоришься, убить их порой хочешь, а все равно продолжаешь жить в одном доме и никогда-никогда их не бросишь.

— Где ты набралась такой ерунды? — фыркнул Авис.

— Ты просто об этом никогда не задумывался, — пояснила Сайка. — Ведь у тебя есть семья, тебе незачем об этом думать. А у меня вот нет никого. Только ты да Калеб. Но ты уедешь, а Калеб… для него что есть я, что нету — одинаково.

— Слова «нету» — нету, — пошутил Авис. Философия жизни заботила юного изобретателя меньше всего. Все его мысли занимал предстоящий полет. Он был так взволнован и возбужден, что даже пальцы дрожали.

— Не привязывайся к словам, — отмахнулась Сайка. — Я тебе о серьезных вещах, а ты…

— Ну ладно, извини, — покаялся Авис. — Но я считаю, что ты просто слишком много об этом думаешь. Мы строим небесный корабль! Ты только задумайся об этом! Полетим по небу, выше облаков, может быть даже выше, чем горные гуси! Да и вообще, кто тебе сказал, что я никогда сюда не вернусь? Может, я, как Калеб, буду по миру путешествовать? Мне просто родителям нужно сказать, что я жив и здоров, чтобы они не беспокоились. А потом можно и снова сбежать! Только на этот раз записку надо не забыть оставить.

— Ты серьезно? — Сайка недоверчиво поджала губы.

— А почему нет? — пожал плечами Авис.

— Пообещай, — потребовала девочка, бросив на пол мокрую кучу белья и сурово уперев руки в боки.

— Что? — не понял Авис.

— Пообещай, что ты за мной вернешься. Хотя бы раз. Хотя бы для того, чтобы сказать, что ты исполнил свое обещание.

— Ну хорошо, — улыбнулся Авис. — Я обещаю.

Он протянул руку, и Сайка со всей серьезностью ее пожала. Потом постояла еще немного, вглядываясь в лицо Ависа, хмурясь и покусывая губу, вздохнула и призналась:

— Я, кажется, знаю, где достать горючий газ.

Глава 8. Справедливость дома Санвай

— Три золотых тому, кто знает, что такое «авис»! — громогласно провозгласил молодой человек, разодетый как петух. Таверна тут же оживилась, отовсюду полетели шепотки.

— Миледи, не надо, — тихо сказал мастер Кан, заметив, как побелели костяшки пальцев, сомкнутых на кружке с пивом.

— Шавки Селли, — прошипела она, еще крепче сжимая ладонь. Лицо леди Ветты заледенело, а в глубине зрачков зародились маленькие молнии.