С каждым днем радостное ожидание обманывало все больнее, превращаясь в мучительный кошмар. Холодная белоснежность и ледяная тишина палаты, неумолимо гасили лучики надежда в ее глазах, едва Лера переступала порог, после прогулки. Она садилась на койку и рассказывала Саше их жизнь, заставляя память воскрешать не только самые яркие и значимые события, но и обычные будни, которые он умел сделать насыщенными и неповторимыми.

К обеду приезжала Лида, привозила судочки с едой. Новость о беременности Леры ее обрадовала, но не удивила:

— Разве это не естественно?

— Но до этого ведь не получалось.

— А я тебе всегда говорила, придет время и все получиться.

— А мне кажется, это чудо.

— Чудо будет, когда Сашка встанет, вот это будет чудо.

Они обедали в кабинете Николаева, даже когда у него бывали дежурства. Лера и не подозревала у Лиды, зашкаливающую, по ее мнению, степень нахальства, когда та открывала окно, затем сдвинув николаевские бумаги в сторону, накрывала на стол. Если хозяин был свободен, его приглашали, если занят, его контейнеры ставились в холодильник.

— Ты разговаривала с Андреем о Саше?

— Нет. О чем с ним вообще можно разговаривать? Да, да, нет, нет. Вика и то, повзрослее его будет. Совсем не понимаю твою заботу о нем. Надо было подключить федерацию, они бы на главного надавили, он на него, — улыбка Леры показалась Лиде странной. — Или ты чего-то не договариваешь?

— Ему ведь не компьютер предстоит отремонтировать, мало, чтобы Сашка встал, нужно чтобы осознавал и помнил.

— Тебе что главнее?

— Чтобы жил.

Только с ним она будет жить и сама.

— Лера, съездила бы к Вике. Ночным туда и обратно, хоть денек вместе побудете.

— А если…

— Без тебя разберутся. Лучше сейчас, после операции ты совсем от него не отойдешь.

— Ты права, заодно поговорю с ней, постараюсь объяснить.

— Сегодня?

— Послезавтра дежурство Андрея, я смогу спокойно уехать.

Лида вымыла фарфоровые тарелки, с недавних пор, занявшие место в шкафу:

— Ну не с судочков же нам есть? — разъясняла она изумленному Николаеву, доставая из сумки посуду, полотенца и столовые приборы, когда впервые появилась в этом кабинете.

Что-то останавливало Леру. Беспричинный страх или напротив, ожидаемый. Или вовсе не страх.

С утра она сходила на УЗИ, получила подтверждение беременности, убедилась, что с ней и ребенком все в порядке. Придя в палату, приложила ладонь мужа к снимку:

— На следующее обследование мы должны пойти вместе, ты ведь хочешь узнать, кто у нас будет.

Приехала Лида и сразу почувствовала в подруге перемены. Болезненная отрешенность во взгляде, тихие случайные вздохи, отсутствие аппетита, все это резко контрастировало со вчерашней Лерой:

— Да что с тобой сегодня? — Лида вела ее к самой отдаленной скамейке в парке. — Вчера все было нормально. Сегодня я заказала билеты, у тебя со здоровьем все хорошо, завтра увидишься с дочкой. Что за паника? Хочешь, я с тобой поеду?

— Нет, кто-то должен быть всегда с Сашей. Не знаю, что со мной, может гормоны, или я соскучилась по Викуле, или я просто устала, выдохлась. И Сашка сегодня какой-то тихий, — Лида горестно покачала головой. — Ты не веришь, хочешь сказать, что приборы не показывают отклонение? Но я чувствую, он задумался, притих, знать бы только к добру или к худу. Наверняка, он тоже размышляет за что наказан.

— Лера, давай без мистики.

— Я все понимаю. Нельзя гневить судьбу, которая щедрой рукой одарила сверх меры, дала то, о чем и мечтать не смелось и не думалось. Почему он, а не я? Он меньше всего заслуживает этого. Ведь я виновата перед ним, я не доверяла…

— Мы всегда находим причины обвинить себя, не так посмотрели, не то сказали, потому что чувствуем свою беспомощность и уязвимость. Давай это все оставим на потом, не загоняй себя в угол, из которого нет выхода. Невозможно выверить жизнь рулеткой.

— Но ведь я решилась на развод.

— Если бы ты промолчала или сказала, что любишь, он бы все равно поехал за цветами, потому что это Орлов!

На душе посветлело от таких слов. Придя в палату, с замиранием сердца, Лера показала медсестре на руку Саши:

— Он сдвинул ее.

— Я меняла капельницу, возможно случайно задела.

К вечеру Саше сняли повязки с лица и глаз. В первое мгновение серая отечность ужаснула. Кончиками дрожащих пальцев Лера дотронулась до острой скулы, невесомо прикоснулась губами к глазам, щекам, губам, почувствовав мягкость и слабое тепло кожи, в душе вновь затеплилась надежда, изгоняя тревожное беспокойство.