Во время этого цикла вся бригада совершала боевой прыжок, включая 319-ю. Как я упоминал раньше, сбрасывание артиллерии – самая большая в мире головная боль, и их следует избегать, если вы только можете. Мы не могли. Батарея Б не приземлилась, она рухнула. Вот небольшая викторина для фанатов воздушной артиллерии:

Что случается, когда вы парашютируете гаубицу 105 калибра с C-130 Hercules?

А. Орудие камнем падает вниз и переворачивается.

Б. Орудие падает на деревья.

В. Орудие падает в болото.

Г. Орудие падает в реку.

И мой любимый вариант:

Д. Всё вышеперечисленное! Орудие вверх тормашками летит на деревья в болоте, а затем падает в реку!

При этом считается, что всё идёт идеально. Если что-то идёт не так, вы получаете:

Е. Парашюты рвутся в клочья, гаубица на всех парах устремляется к земле и врезается в новенький Кадиллак генерала!

Я ни разу не лицезрел этого варианта, но слышал о нём! Его называют «Дартс Сатаны».

Невероятно, но у нас вышел вариант Ё – всё прошло прилично. Когда капитан Харрис дивился этому, я лишь напомнил ему, что Бог просто приберегает наши неудачи для чего-то более интересного, вроде четырёх отказавших двигателей в Herky Bird во время полёта или бензобака, который забыли наполнить. Тем не менее, мы выжили и получили неплохие оценки.

В январе мы узнали, насколько неплохие. Лейтенант Бримли повышался до капитана и переходил в 321-ю батарею в качестве командира. Я был повышен до лейтенанта первой степени и поставлен на его прежнее место. Это было сюрпризом для меня – обычно до первого лейтенанта дослуживаются за два-два с половиной года, я же служил здесь только полтора. С другой стороны, есть то, что называется «пятипроцентным списком», маленький процент офицера, получающий повышение раньше обычного срока; возможно, я был где-то в этом списке. Я был уверен, что мне ещё придётся расплачиваться за это. Я гадал насчёт своих будущих повышений. Согласно контракту с КПОЗ, я должен был отслужить 4 года, из которых осталось 2 с половиной. Это обычный минимальный срок, за который лейтенант первой степени дослуживается до капитана. Я понимал, что это повышение часто использовалось для того, чтобы побудить тебя остаться в армии и продлить контракт. Если я не останусь, у меня ещё будут два года резервных обязательств, но это ничего. Если не считать возможности войны, это ни к чему меня не обязывало.

Так или иначе, я был новым исполнительным офицером. Капитан Харрис рассказал остальным, что произошло, и мы разделили наши обязанности. Голдштейн дано перевёлся, и с той ответственностью, которую мы видели, он, наверное, уже охранял склад боеприпасов где-то на бескрайних равнинах Гренландии. Была милая маленькая церемония, на которую пришла и Мэрилин, где я получил свои серебряные погоды, а затем я поселился в старом кабинете лейтенанта Бримли. И почти незамедлительно я начал «наслаждаться» обязанностями исполнительного. Капитан – командир, «старик», славный парень. А исполнительный – «кнут», заноза в заднице. Как правило, капитан Харрис предоставлял именно исполнительному претворять в жизнь несудебные наказания, когда парашютисты лажали. Он просто подписывал все документы (официально только он имеет право это делать). Теперь это лежало на мне.

Большую часть времени парашютисты были хорошими ребятишками, но они, фактически, были кучкой подростков, впервые оказавшихся вдали от дома. Ко времени, когда они дослуживались до унтеров, они обычно матерели и проблем не создавали, но случаи, когда дежурные ловили кого-то пьяным и ржущим, или мочившимся на лужайке майора, или за чем-то ещё таким же глупым, не были редкими. Если им повезёт, один из младших офицеров схватит их до того, как они попадут в беду, но порой мне приходилось наказывать их ограничениями, вычетом из зарплаты, нарядами вне очереди или даже понижением в звании. Это бывало нечасто, но это было необходимо, и в действительно трудных случаях я не колебался. Лучше так, чем военный трибунал, который положит конец их карьере – даже если они отсудятся.

Мэрилин решила в январе поступить в Файеттвилль-Стейт, и, похоже, здесь всё обещало быть хорошо. В марте был ещё один цикл поддержки, и к тому времени я скопил ещё один отпуск, а она пропустила неделю занятий, и мы сплавали в круиз на Гавайи, который подарили нам Большой Боб и Хэрриэт. Мы ездили в Оаху – очень милое местечко. Я позаботился о том, чтобы захватить хорошую форму, и мы съездили в Панчбоул и Перл-Харбор, чтобы увидеть Аризону, где я отдал этим местам должное. Всё оставшееся время мы просто бездельничали и трахались.

Сьюзи приехала в гости летом 1979-го. Ей исполнилось 18, и она уломала мать на недельку дать ей её машину – и приехала повидать нас. Она сказала матери, что собирается на побережье с Луизой; Луиза и правда туда поехала, но только со своей семьёй. Они с Мэрилин славно провели время. В один из дней я выбрался и отвёз их на одну из маленьких гражданских взлётно-посадочных полос, которыми была усыпана округа. Я уже записал Сьюзи – без её ведома – на тандемный скайдайвинг. В тому времени я уже пару лет как получил гражданскую квалификацию по свободному падению. Это несложно – прыгни с парашюта, и, могу гарантировать, уж где-нибудь ты приземлишься!

И теперь, вооружившись парой одноразовых камер, я познакомил Сьюзи с инструктором по прыжкам. Она была в полном восторге. Мэрилин не возражала против того, чтобы смотреть а это, но и слышать не хотела о том, чтобы подняться на самолёте и спрыгнуть с шёлковой тряпочкой. Она сделала пару фото: вот мы на земле, вот входим в самолёт. Сьюзи прошла пред-полётные тренировки, а затем села на маленький Twin Otter. Она была привязана к инструктору, и я вручил ей камеру, которую она привязала к запястью. У меня была другая, и мы пару раз щёлкнули друг друга. Затем она прыгнула, и я снова снял её; она слишком наслаждалась, чтобы отвлекаться на камеру раньше, чем доберётся до земли.