— Я сожалею, что вам приходится скрываться. Должно быть, очень трудно держаться вдали от своей семьи. Разве так плохо сочувствовать чужому тяжелому положению?

Его лицо превратилось в застывшую маску.

— Я не нуждаюсь в вашем сочувствии. И я не нахожусь в тяжелом положении. Предлагаю вам приберечь свое сострадание для кого-нибудь другого. Нам нужно обсудить важные вопросы.

Эвелин задрожала, ошеломленная жесткостью его взгляда. Теперь-то она понимала, что неверно оценила его настроение. Оно не было легкомысленным, отнюдь. Грейстоун был мрачным, сосредоточенным, а ещё опасался быть обнаруженным и арестованным.

Означает ли ваше присутствие здесь, что вы прочитали мое письмо… и решили принять мои извинения?

Его густые ресницы опустились.

— Это означает… — он помедлил, взглянув сквозь них, — что вы находитесь в доме моей сестры.

Встревоженная, Эвелин смотрела на Грейстоуна во все глаза. Он был явно недоволен тем, что она приехала к Джулианне.

— Меня пригласили… — начала было оправдываться Эвелин.

Грейстоун перебил её.

— Я прочитал ваше письмо, — бросил он. — И прочитал письмо Джулианны.

Значит, Джулианна написала ему. Интересно, о чём же она поведала?

— Джулианна была очень любезна. Она пригласила меня остаться, когда я приехала, чтобы попросить её передать вам письмо.

Он посмотрел на неё испытующим взглядом.

— Я уже сказал вам, что меня не заинтересовало ваше предложение. Но вы всё же пишете мне письмо, чтобы привлечь мое внимание. А теперь я обнаруживаю вас у моей сестры в качестве желанной гостьи.

— Я молилась, чтобы вы не обвинили меня в том, что я использую вашу сестру в своих интересах! — совершенно искренне воскликнула Эвелин.

— Эти ваши мольбы остались без ответа, — резко ответил он. — А что ещё я должен был подумать?

— Разве вы не знаете свою собственную сестру, сэр? — воскликнула Эвелин. — Она очень сильная и умная женщина. Ею вряд ли можно манипулировать.

Грейстоун сделал шаг вперед, и Эвелин сжалась от страха.

— Да, я очень хорошо знаю свою сестру. Она безнадежно наивна. Свято верит в спасение каждой погибшей души. Несомненно, она верит и в спасение вашей.

— Моя душа не гибнет, — вымучила из себя Эвелин, вжавшись в стойку балдахина великолепной кровати. Грейстоун уже почти нависал над ней.

Он упер огромные кулаки в свои стройные бедра.

— Теперь-то я хорошо представляю вашу встречу с моей сестрой! Вы появились на её пороге со своим печальным рассказом о том, как оказались на грани нищеты.

Естественно, моя сестра предложила вам остановиться здесь. — Его серые глаза вспыхнули, но взгляд тут же скользнул к её губам.

«Он в ярости», — со страхом подумала Эвелин. Ему явно не понравилась эта её дружба с Джулианной!

— Я не ожидала, что она пригласит меня в свой дом.

— Что-то я в этом сомневаюсь!

— Для меня было экономнее остановиться здесь и ждать вашего ответа. — Эвелин метнула в него резким взглядом. — И она понятия не имеет, что я на грани нищеты.

— Это правда? — Его пальцы немного расслабились.

Эвелин вскинула руку, демонстрируя ему роскошное кольцо с огромным бриллиантом.

— Я приехала сюда только для того, чтобы попросить её вручить вам письмо, и, полагаю, я не должна была выдавать своего истинного бедственного положения. Как видите, я надела свою самую лучшую одежду и свое единственное кольцо с бриллиантом.

Грейстоун пристально посмотрел на неё и, помолчав, тихо сказал:

— Другой мужчина мог подумать, что за ним охотятся, графиня, или преследуют, добиваясь его расположения, причем довольно дерзко.

Эвелин покраснела:

— Если вы считаете, что я преследую вас по личным причинам, то вы сильно ошибаетесь.

Да неужели? Может быть, вы просто не смогли забыть тот обжигающе-страстный поцелуй?

Она почувствовала, как вспыхнула до корней волос, щеки лихорадочно горели.

Разве мы целовались? — с усилием произнесла она. — Ничего такого не помню!

Грейстоун рассмеялся:

— Вы чертовски хорошо помните, что мы целовались, графиня. Сомневаюсь, что вы могли это забыть! Но мне легче от мысли, что вы не преследуете меня по личным причинам. — Он, безусловно, глумился над ней.

Эвелин задрожала, от возмущения у неё перехватило горло.

— Я в трауре!

— Ну конечно же в трауре. — Он нагло рассматривал её.

Эвелин думала только о том, как бы ей перестать краснеть! Тем вечером в гостиной она не вела себя как погруженная в траур вдова, и они оба знали это.