Шрифт:
Вампир очнулся, услышав протяжную песню. Гера сидела рядом, положив руки на шишку, выросшую у него на затылке.
– Пришёл в себя? Легче? Мне пришлось вправить твои шейные позвонки и немного поработать с головой. Это тебе будет стоить ещё нескольких золотых.
– Да чего уж там?
– Лорд приподнялся на локтях.
– После экспедиции переселяйся сразу в Монтоней. Надеюсь, его стоимость покроит твои счета.
Ведьма усмехнулась.
– Если бы я хотела жить в замке, то уже давно жила бы в своём собственном, но у меня другие планы на это столетие. Впрочем, если ты так плох, можешь валяться тут, сколько угодно. А я хочу отработать свой гонорар, убраться в Ирландию и не видеть тебя лет пятьсот.
Никсон поднялся и осмотрел ударный предмет, причинивший ему невыносимые страдания. Округлый постамент из цельного камня, покрытый льдом. Он походил на помост для жертвоприношения или на усыпальный парапет.
Гера вела пальцами по его поверхности, закрыв глаза.
– Тут лежала девочка, маленькая девочка, пять сотен лет. Спасая грудного ребёнка от смерти, её мать принесла малышку в эту пещеру и погрузила в глубокий сон. Девочка росла, медленно, но росла. Двадцать лет назад её случайно нашёл бородатый мужчина, смертный. Больше ничего сказать не могу.
Вампир почувствовал, что его волосы встали дыбом. Какая же мать могла сотворить такое с собственным ребёнком? Младенец мог замёрзнуть и погибнуть! И где эта мать теперь?
– Подойди сюда, лорд.
– Гера стояла за каменной нишей. На её руке пылал крохотный огонёк.
– Ты решила растопить вековые льды?
Женщина проигнорировала сарказм. Она поднесла ладонь ещё ближе к стене.
– Ведьмы хуже всех существ Дассета видят в темноте. А тут, кажется, разгадка.
Выцарапанный на льду текст прекрасно сохранился. Он был древним, написанным существом, появившимся на свет, как минимум, две тысячи лет назад.
– Ты понимаешь, что тут написано, Гера?
–Да, да, пять секунд. Слушай. «Кто зло сеё на свете породил, тот никогда уже не покорится. Пусть спит моё невинное дитя, пока сей лёд в моря не превратится. Но кто её разбудит, невзначай, тот мир погрузит в холод, мрак и хаос!»
– Что это значит?
Ведьма вздохнула.
– Ты и сам всё понимаешь. Бессмертная хотела убить собственного ребёнка, но не смогла и спрятала его в пещере на краю света, чтобы зло, заложенное в девочке, никогда не вышло за эти стены.
Она отступила на шаг и вскрикнула. Лорд подошёл ближе.
– А вот и мамаша.
Огромный скелет с изуродованными костями. Острые клыки и мощные когти. Лохмотья одежды, превратившиеся в разноцветные льдинки.
Лорд присел на корточки.
– Смотри. Остатки крыльев. Это фурия. Но почему от неё осталось не тело, а скелет?
Гера присела рядом.
– Что-то разъедало её изнутри. Она даже не успела закончить послание.
– Мы должны её похоронить.
Ведьма вздохнула.
– Она уже похоронена. Пещеры для фурий всегда были и домом, и усыпальницей.
Никсон поднялся на ноги.
– Но ты же говорила, что Мари не фурия.
Гертруда пожала плечами.
– Нет. Я говорила, что она не совсем фурия. В ней течёт кровь, как минимум, трёх отцов.
– Нам надо срочно вернуться.
Ведьма тяжело вздохнула.
– У меня нет сил для телепортации. Я должна поспать. Но ты не переживай, завтра к вечеру будешь дома.
Она свернулась клубком рядом с погибшей фурией и протянула к ней руку.
– Возможно, я ещё что-то увижу. Во сне сознание расслабляется и впускает поток информации, которую блокирует во время бодрствования. Ляг рядом. Ты увидишь всё, что вижу я.
Глава 21
Марикейт явилась под вечер в мягкой фланелевой пижаме.
– Я с ночёвкой, малышка.
– Она обошла меня по кругу.
– А чего мы такие грустные? Чего такие кислые? Скучаем без вампира? Ты это брось. Когда тётушка Марикейт берётся за дело, тоска моментально улетучивается. Пойдём, напьёмся.
Я схватила её за руку.
– Стой. Вечеринка отменяется.
– Это ещё почему?
Я упала в кресло и закрыла лицо руками.
– Сегодня я превратилась. И это было ужасно.
Фея внимательно слушала мой рассказ, а я пыталась не упустить ни одной детали.
– Значит, крылья, говоришь?
– Да. На них росли перья, но каждое перо заканчивалось тонким шипом.
– Перья на крыльях… Гм… Ничего удивительного, девочка. Я бы ужаснулась, если бы на твоих крыльях выросла шерсть. А так, ничего сверхъестественного.