— Разрежь его, — с трудом выговариваю я.

— Платье за пять тысяч долларов! Я его не порежу.

Она снова начинает бороться с ним, медленно стягивая его с моих бедер. И хотя я понятия не имею, как буду сидеть, чертово платье уже сидит на мне.

— Ты можешь дышать? — спрашивает Лидия с намеком на насмешливую улыбку.

Я посылаю ее по известному адресу и подхожу к зеркалу. Удивительно, но я не похожа на банку печенья, которая вот-вот лопнет. Платье на самом деле очень эффектно меня стройнит. С другой стороны, в нем не предусмотрено место для округлостей. Не то чтобы я обычно выпячивалась, когда на мне платье, которое мне чертовски идет. Вы понимаете, о чем я. Втискивание в вещь слишком маленького размера обычно означает серьезные комки, горбинки и складки в ненужных местах.

Зеленый оттенок в платье идет в тон моим зеленым глазам из-за чего последние буквально лезут из орбит. Обычно мои глаза тусклые и незаметные. В этом отношении мама поступила правильно. Жаль, что она хочет, чтобы я казалась меньше.

Пожав плечами, я проверяю свои навыки ходьбы. Ходьбе ничто не мешает, так что я буду вести себя хорошо. Побеспокоюсь о том, как буду есть — так как для моего желудка не оставили места на случай обжорства — чуть позже.

Стук в дверь раздается как раз в тот момент, когда я заканчиваю укладывать волосы, и Лидия распахивает ее, чтобы продемонстрировать очень сексуального парня, держащего в руке одну розу.

Божечки, чертовски сексуальный парень в дизайнерском костюме. Никогда не думала, что костюмы могут так хорошо смотреться.

Роман улыбается, своим взглядом скользит по мне с явным вожделением, искрящимся в глубине его глаз. Стоило задержать дыхание, чтобы еще раз увидеть этот его красноречивый взгляд.

По крайней мере, я умру в секси-стиле.

Цель всей жизни. Я должна источать любовь.

— Ты выглядишь… — его слова обрываются, как будто он в недоумении, поэтому я решаю предложить несколько вариантов продолжения.

— Потрясающе? Удивительно? Ангельски? Сексуально? Плоско? Злостно? Секси-шмекси?

— Определенно сексуально, — говорит он, прочищая горло и переступая с ноги на ногу.

Я улыбаюсь, когда он подходит ко мне. Возможно, это не будет выглядеть настолько сексуально, когда я попытаюсь сесть, но я воспользуюсь моментом. Рукой, свободной от розы он берет меня за подбородок, откидывает мою голову назад, и его губы опускаются на мои, запечатлевая на них один из самых легких поцелуев.

Он отстраняется, а я слегка пошатываюсь. Давайте просто свалим все на каблуки.

Роман снова улыбается и протягивает мне розу. Что мне с ней делать? Взять ее с собой? Оставить здесь? Что грубо или приемлемо? Ни один парень никогда не дарил мне розу или цветы до свидания.

Решив, что не могу носить с собой розу, я целую его в щеку и кладу розу на стол.

— Стоит ли мне волноваться, почему ты вдруг стал таким милым?

Он прижимает руку к груди, притворяясь обиженным.

— Парень что не может сделать романтический жест, чтобы его не заподозрили в чем-то гнусном?

Я выгибаю бровь, и его улыбка возвращается.

— Пойдем, красотка. Давай присоединимся к вечеринке, пока туземцы не забеспокоились. Уверена, Моника боится того, что ты можешь сделать сегодня вечером.

— Я буду вести себя наилучшим образом, — говорю я, рисуя знак «X» над сердцем указательным пальцем.

Быстро натягиваю Джилл и пристегиваю ее. Это частично лишит привлекательности платье без бретелек, но в то же время, это придаст ему стимпанковский шик.

Беру Романа под руку, чувствуя себя раскрасневшейся девушкой на первом свидании, и он ведет меня на ужин. Как только мы добираемся до огромного бального зала, превращенного на ночь в столовую, Роман отпускает меня и выдвигает стул, на котором стоит мое имя.

Но его визитки нет по обе стороны от меня. В зале еще несколько человек, включая Гретхен, но никто не обращает на нас никакого внимания, продолжая обсуждать то, что обсуждали.

— Ты не можешь оставить меня здесь одну, — говорю я ему, хмурясь, когда он начинает уходить.

Вместо того чтобы бросить меня, он крадет карточку, затем возвращается и меняет ее на карточку справа от меня. После того, как он убирает вторую карточку в конец стола, он возвращается, а я печально смотрю на свое место.

— Что случилось? — спрашивает он.

Решив не говорить ему, что я упакована в это платье, как ветчина в вакуумной упаковке, я выдыхаю весь воздух из легких и начинаю пугающий процесс опускания своего тела на стул. Мне приходится наклоняться, но мне удается сесть. И эй! Я все еще могу дышать… немного.

— Твоя сестра вернулась? — спрашиваю, пытаясь найти, что сказать, чтобы он не задавал вопросов о том, почему я могу или не могу при этом похрипывать.

Он устраивается поудобнее и слишком непринужденно кладет руку на спинку моего стула.