Шрифт:
Он того стоил.
Через несколько часов меня будят голоса в коридоре, и я выбираюсь из постели. Как можно тише одеваюсь и беру свои вещи. Увижу его позже, на свадьбе и приеме, но сейчас мне нужно немного личного пространства. Нужно немного отстраниться, дистанцироваться, хотя знаю, что уже слишком поздно.
Когда вхожу в комнату, Каша выглядит такой же сонной, как и я, но Лидия уже на ногах и одета в симпатичное желтое платье.
— Ты прекрасно выглядишь. Куда-то собралась? Свадьба только в полдень, — говорю я Лидии.
— О, я должна встретиться с Саймоном за завтраком.
— Это кодовое слово для секса? — интересуется Каша.
— Как это может быть кодовым словом для секса? — отвечает ей Лидия, закатывая глаза.
— Для секса кодовое слово может быть любым. Серьезно, назови любое слово.
— Океан.
— Он может нырнуть в мой океан, — мгновенно отвечает Каша.
Лидия стонет.
— Немного не то.
— Так она сказала.
— Я ухожу, — смеется Лидия и быстро выходит, пока Каша не разошлась. Она может делать «это то, что он или она сказали» весь день.
— Ну и кто сегодня странно ходит? Ты или Дэвис? — вопрошает Каша, поворачиваясь ко мне.
— Он был полон решимости сохранить свою добродетель, — отвечаю я, заставляя себя улыбнуться.
Каша все правильно понимает.
— Ты будешь скучать по нему, да?
Я падаю на кровать и переворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее.
— Я не хочу об этом говорить. Поговорим о чем-нибудь другом.
— Мы с Романом застали моего отца трахающим надувную куклу.
Видите, почему я люблю ее?
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Каша
Ранее…
Жила-была однорукая принцесса, которая жила-поживала на свалке с сумасшедшим изобретателем. Ее принц, Роман Хант, пришел, чтобы спасти ее от жизни среди надувных кукол и озабоченных протезов, но, увы, жизнь была слишком испорчена, чтобы позволить им быть вместе… если вдруг они волшебным образом не найдут способ строить отношения на расстоянии, хотя это никогда ни для кого не срабатывало.
Мои сказочные истории — отстой. Это официально, хотя я пока не теряю надежду.
— Не дуйся, — говорю я зеркалу, снимая с вешалки голубое платье, которое я должна надеть сегодня (мама настояла).
Боже упаси, чтобы я надела то, что выбрала сама, тем самым осквернив пьедестал, на котором, как она наивно полагает, стоит.
Я сердито пытаюсь протиснуться в неподдающееся платье, которое отказывается спускаться по изгибам моего тела. Мои плечи сгибаются и извиваются, как у акробата, пытающегося протиснуться сквозь крошечный обруч.
Это платье, как минимум, на размер меньше. Моя левая рука — да, та, что наполовину оторвана — застревает, и ее невозможно сдвинуть с места. Моя правая рука торчит в прорези, подобно развивающемуся флагу, который застрял в вертикальном положении без всякой гибкости. Только мой левый глаз может заглянуть поверх платья, чтобы увидеть, как нелепо я выгляжу в зеркале.
В панике я бросаюсь к стене и начинаю прижиматься к ней, как будто у нее вырастут пальцы, и помогут мне натянуть на себя это ужасное подобие презерватива. Да, я назвала платье презервативом. Презерватив, который к тому же чертовски мал. А я — пенис, у которого из-за этой чертовой штуки нарушено кровообращение.
В отчаянии я пытаюсь превратиться в Невероятного Халка, тщетно прорываясь сквозь платье, но его удушающая хватка не дает мне отрастить огромные мышцы и позеленеть. Даже мой рев в стиле всемогущего Халка больше похож на астматический хрип.
— Каша? — Голос Лидии сейчас напоминает благословенное пение прекрасного ангела.
Ладно, может это и драматично, но…
— Помоги, — выдавливаю я голосом девяностолетней женщины, которая курит последние семьдесят из них.
Она бросается ко мне и пытается стащить платье, но ее потуги кажутся бесполезными. Я вскрикиваю, когда чувствую, что плечо вывихнуто.
— Знаешь, у них есть платья твоего размера, — ворчит она.
Решив, что снять его через верх затруднительно, она начинает стягивать его вниз.
— Моника, — хриплю я.
— Это долбаный четвертый размер. А ты носишь шестой!
— Я… знаю, — шиплю я сквозь сбивчивое дыхание.
— Нам нужно масло, — решает она, кивая головой.
Я свирепо смотрю на нее.
— Смазка есть?
Я пристально смотрю на нее.
— Есть идеи получше? — срывается она.
За это она получает убийственный взгляд.