Шрифт:
– Тогда тебе придётся освободить меня, – негромко произнёс Герхард.
– Что ты там шепчешь, предатель?! – тосканец рванулся вперёд и, схватив инквизитора за ворот рубахи, рванул, – у тебя недостаёт сил глядеть мне в лицо? Смотри на меня, отступник!
Другой рукой дознаватель с силой повернул винт. Герхард медленно поднял голову. По вискам ползли ручейки холодного пота.
– Здесь всего один мужчина, Франческа, – проговорил инквизитор сквозь сжатые зубы.
И без того бледное, лицо Геликоны побелело. Пальцы сомкнулись на поворотной головке винта, заворачивая до упора, и Герхард на этот раз не смог сдержать крика. Проклятый дознаватель ухмылялся ему в лицо.
– Я даже не требую от тебя признаний, Эгельгарт, – сказал тосканец, – пока что не требую.
Герхард снова опустил голову. Поленья в очаге продолжали гореть, бросая отсветы в глаза сквозь спутанные волосы.
– А я бы мог кое в чём признаться, Луиджи, – инквизитор старался дышать ровно, – но для признания тебе понадобится кое-что посильнее этого итальянского извращения…
Геликона скрипнул зубами, его взгляд заметался по комнате.
– Возьмёшь ли ты в руку хоть один по-настоящему твёрдый предмет?.. – продолжал инквизитор негромко. Сердце норовило выскочить из груди. Он исподлобья следил, как наливаются кровью глаза дознавателя. Левая ладонь, пронзённая остриём винта, превратилась в сплошной очаг пылающей боли, и всё же сил оставалось ещё предостаточно. Но Геликоне об этом знать было необязательно.
Тосканец бросился к очагу и, сдёрнув со стенного крюка щипцы, швырнул их остриями в огонь.
– Ты у меня заговоришь, пёс! – прошипел он.
– Пёс – это тот, кто преданно служит хозяину, – прошептал Герхард, – я служу Господу Богу и Его Святейшеству 7 . А кому служишь ты, Луиджи?..
Тосканец молча скрестил руки на груди, глядя, как накаляется инструмент.
– Я знаю, кому на самом деле предана твоя душа… – инквизитор говорил всё тише, – и к кому устремлены твои помыслы…
7
Его Святейшество – здесь имеется в виду папа римский.
Геликона выхватил из огня раскалённые докрасна щипцы. В его глазах плясали искры.
– Ну же, скажи мне! – выкрикнул он, – скажи мне, отступник! Оскверни себя ещё одной ложью!
– Подойди ближе… – прошептал Герхард.
– Что? – тосканец сделал ещё шаг. От раскалённого металла в его руке веяло жаром. – Тебе недостаёт сил кричать?
– Ближе… – шептал Герхард, – наклонись… И я скажу тебе, с кем ты делил свои грязные желания…
Уловка сработала. Совесть Геликоны явно была нечиста, и он наклонился, чтобы услышать продолжение. Лицо дознавателя с покрасневшими глазами и рыхлой, нездоровой кожей оказалось совсем рядом.
Всего шаг оставался до тосканца – и Герхард ударил его ногами в живот. Связавшая ноги цепь добавила силы удару. Геликона, не успев выпрямиться, потерял равновесие и всем весом рухнул на спину – на самый край низкого столика. Послышался отвратительный влажный хруст, и тосканец замер, вывернув голову.
Инквизитор глубоко вздохнул и скороговоркой пробормотал «requiescat in pace». Рука по привычке дёрнулась, но совершить крестное знамение помешала цепь. Герхард, мысленно попросив прощения у Господа, перевёл взгляд на щипцы, которые неподвижный Геликона продолжал сжимать в руке. Алое свечение раскалённого металла уже угасало – сырость и холод делали своё дело. Герхард вытянул ноги, пытаясь достать носками сапог до инструмента. Спина скользнула по «трону», и Герхард вцепился здоровой рукой в подлокотник, царапая ногтями отполированное дерево. В левой кисти пульсировала тяжёлая боль.
Ещё раз.
Проскальзывая по склизкому от плесени полу, обутая в потрёпанный ледерсен нога дотянулась до щипцов только с пятой попытки. Цепь нещадно грохотала при каждом движении, но приставленный сторожем монах, глухой как пень, не спешил вбегать в камеру.
Стиснув остывшие щипцы ступнями, Герхард изловчился и подтянул ноги к груди, упираясь лопатками в спинку «трона». Зажать инструмент коленями оказалось куда сложнее. Несколько раз проклятое орудие пыток падало на пол, и приходилось начинать всё сначала. Каждый миг ожидая стука в дверь, Герхард вздрагивал от любого шороха. Камера заперта изнутри, но нетрудно догадаться, как отреагирует стучащий, если не получит ответа от Геликоны…
В конце концов инквизитор ухитрился стиснуть щипцы меж колен так, чтобы тонкие ручки инструмента торчали наружу. Извернувшись всем телом, Герхард едва не завыл в голос от дикой боли, пронзившей раненую руку. Вечность ушла на то, чтобы продеть одну из ручек щипцов в звено цепи, опутавшей правое запястье. Опуская ноги, инквизитор орудовал ручкой как рычагом, медленно размыкая неподатливое кольцо. Металл, поржавевший не то от сырости, не то от крови узников, повиновался нехотя, но Герхард не сдавался. Поленья в очаге почти прогорели, мокрую от крови и пота кожу неприятно холодило. Геликона, казалось, молча ждал освобождения пленника – его лицо с закрытыми глазами побледнело и осунулось.
Наконец звено цепи сдалось, вытянувшись в незамкнутый овал. Герхард дёрнул рукой, освобождаясь – соседнее звено выскочило через брешь, и путы ослабли. Через мгновение правая рука была свободна.
Снять цепи с ног оказалось делом минуты. Дав себе краткую передышку, Герхард взялся за винт «дробителя».
С медлительностью солнца, совершающего путь по небосводу, зубцы поползли в обратном направлении. В глазах потемнело. Злая горячая боль пульсировала в руке, накатывала волнами. Сознание мутилось.