Шрифт:
Двери. Люки, ведущие из узилищ в это жуткое, невообразимое место.
Алые отблески всё ещё озаряли тоннель, будто врата в сам Ад распахнули свой алчный зев – для него, отступника, падшего, согревшего на груди еретическую книгу, а в сердце – предательское сомнение. Сомнение в том, что долгие годы было его путеводной звездой и непререкаемым авторитетом.
В Церкви.
Инквизитор толкнул дверную створку дрожащими пальцами.
***
Там, за дверью, ничего не изменилось. Он прошёл через череду залов, освещённых так же, как предыдущий. Залы имели форму трапеции со скошенными смежными стенами – скорее всего, они опоясывали что-то по кругу. И бесконечные ряды железных люков недвусмысленно сообщали, что. Комнаты тянулись по всей окружности подземелья.
Цепь залов закончилась так же неожиданно, как началась. К очередной двери поднималась длинная вереница ступеней, грубо вырубленных в толще земли. Сама же дверь оказалась заложенной толстым засовом. Изнутри.
Герхард оглянулся на оставшуюся позади анфиладу. Из бойниц лился мягкий, почти нежный свет, скрадывавший грубые формы люков напротив. Кто бы ни запер эту дверь, он вышел иным путём. Или не вышел вовсе.
Инквизитор поднял засов.
Дверь подалась под рукой, выпуская на свободу.
Глава 6
Волна чистого воздуха, напоённого запахом трав, ударила в лицо, и Герхард закашлялся – так непривычна была эта свежесть после душных замковых казематов. Вдох полной грудью закружил голову и помутил сознание. Ослабевшие ноги подгибались, и Герхард опустился на мягкую траву, привалившись к двери спиной. Чёрная пелена перед взором рассеялась, и он наконец сумел разглядеть, где очутился.
Стены Дармштадтского замка едва просматривались сквозь густую лесную поросль, хотя до них было рукой подать. Сама же дверь оказалась искусно замаскирована в невысоком холмике, поросшем молодыми деревцами. Никаких троп к холмику не вело – кто бы ни ведал о существовании загадочного подземелья, он уже много лет не посещал свою странную лабораторию. А в том, что подземелье предназначалось именно для исследований, можно было не сомневаться. Инквизитору достало увиденного – бесчисленных скелетов людей, животных и тех, кого язык не повернулся бы назвать ни теми и ни другими. Столов, усыпанных чертежами и изображениями, в которых разум отказывался признать рисунки с натуры. Инструментов, рядом с которыми палаческие орудия пыток казались смешными игрушками, и иссохших результатов работы этих инструментов – лиц со сморщенной кожей, скрюченных пальцев, сердец, чёрных от сухой гнили…
Здесь, под свежим летним ветерком, все жуткие образы и всё произошедшее представали не более чем кошмаром. Но тонкая книга за пазухой по-прежнему холодила грудь, и спрятанный в рукаве кинжал, бурый от крови, был реальностью.
Герхард дал себе немного времени на отдых. Жажда терзала пересохшее горло, но ещё сильнее разум терзался страхом. Шпили замка, принадлежащего баронам фон Франкенштейн, прорезали небо в каком-то десятке шагов – инквизитор слышал, как во внутренних дворах стучат молотами плотники и перекрикиваются солдаты. В давешний свой визит сюда Герхард поразился масштабам преображения поместья – повсюду сновали люди, укрепляя старинные башни и арки, возводя новые пристройки, латая прохудившуюся кровлю. Замок фон Франкенштейн превращался в настоящую крепость, откуда грозный и влиятельный дворянский род неусыпно следил за окрестными землями.
Но вряд ли кому-то из рабочих или солдат могло прийти в голову по собственной воле обследовать мрачные казематы крепости, где каждый пленник навсегда исключался из числа живых, ещё не будучи мёртвым. И камеры-склепы, чьи гнетущие отрезанность и обречённость ощущались даже среди подземных коридоров, вряд ли могли считаться достойным изучения объектом. Никто не стал бы спускаться в них, и никто не поверил бы, что из склепа можно ускользнуть – кроме тех, кому были ведомы тайны железных люков. И Герхард молил Господа, чтобы эти люди сейчас находились где угодно, кроме замка фон Франкенштейн…
Кое-как поднявшись, инквизитор побрёл сквозь лес, удаляясь от величественных стен крепости. Ему казалось, что он бежит изо всех сил – но замковый шум никак не желал стихать, подсказывая, что Герхард плетётся, едва переставляя ноги. Из-под сапог порскали кузнечики, жужжали цветными крыльями. Становилось всё жарче, солнце припекало сквозь кроны деревьев, и журчанье воды среди наступившего полдня прозвучало благословенным перезвоном.
Тоненький ручеёк бодро бежал по камням – чистый и восхитительно прохладный. Припав губами к ручью, инквизитор, как загнанное животное, хлебал кристально-прозрачную воду, погружал в неё лицо, зачерпывал ладонью и смачивал голову. Он пил, пока не пресытился живительной влагой. В звенящей воде искажённо отразилось его лицо – бледное, но чистое, с запавшими прозрачными глазами, будто утратившими свою глубокую голубизну. Слипшиеся мокрые волосы чёрным трауром окаймляли высокие скулы.
Герхард поднялся и тщательно утёрся рукавом. Набросил капюшон и заткнул клинок за пояс – так, чтобы полы плаща надёжно скрывали оружие. Одежда, намокнув, отяжелела, но жажда больше не царапала горло, вода оживила уставшее тело, и шаг инквизитора ускорился.
Лесок закончился неожиданно, будто давным-давно неведомый великан провёл здесь исполинской ладонью, сметая стволы и превращая бывшую опушку в поле. Желтовато-изумрудную равнину пересекала коричневая лента дороги. Герхард замер, укрывшись в зарослях подлеска, и приготовился к ожиданию.
Ждать пришлось недолго – в облачке пыли показалась крестьянская телега, неспешно катящаяся по дороге. Гнедая лошадка, шлёпая губами, лениво перебирала копытами и полностью игнорировала такие же ленивые удары хлыста.
Не раздумывая, Герхард выбрался из укрытия и зашагал к дороге. Правивший лошадью, завидев приближающуюся фигуру в монашеском облачении, натянул вожжи.
– Здравствуй, добрый человек, – глухо проговорил инквизитор, – куда держишь путь?
– Домой, святой отец, домой – в деревню свою еду из Дармштадта. Ярмарка сегодня в городе была, удачный день, – возница широко улыбнулся.