– Мота, я…

Герхарда прервал громкий хруст. Вдова вздрогнула и втянула голову в плечи, сжимаясь комком, а инквизитор к своему ужасу увидел, как стены камеры сдвинулись.

Он быстро оглядел решётку – никаких шансов. Всё такой же замок под ключ сложной формы.

Мота с надеждой смотрела на Герхарда.

– Что значит двенадцать? Что ты пыталась мне сказать? – шёпотом спросил он, отводя глаза.

– Я никогда не была замешана в делах богохульных, – заплакала вдова, – я ни…

– Я ни в чём тебя не обвиняю, – попытался успокоить её инквизитор. – Я просто хочу узнать.

– Вы всегда так говорите – а потом сажаете людей в темницы! – с неожиданной ненавистью выкрикнула Мота.

– Тише! – Герхард обернулся, но коридор был пуст.

– И вы уже меня осудили и бросили тут помирать! – она всхлипнула, размазывая по лицу мутные слёзы и сопли.

С противным, режущим слух хрустом стены камеры сдвинулись ещё на пол-локтя.

– Выпустите меня, я всё вам скажу! – завопила несчастная.

– Я не могу, – устало произнёс инквизитор.

Мота обречена. Даже если он чудом вскроет замок, эта умалишённая переполошит всю крепость.

– Скажу всё-всё, что захотите услышать, то и скажу! – ныла вдова, прижимаясь к решётке.

– Прости, – Герхард в последний раз взглянул на Моту – от бедолаги явно не будет никакого толку. – Я такой же осуждённый, как и ты.

И двинулся прочь.

– Антонио! – донеслись до него скулящие всхлипы.

Пробираясь по коридору, Герхард старательно душил в себе голос совести. Мота не протянет и дня. Даже если её вытащат из каменной душегубки, пыток она не переживёт. Но, скорее всего, о ней просто забудут – особенно теперь, когда привёзший вдову дознаватель мёртв, а донос на его покровителя наверняка уже лежит на столе епископа.

Добравшись до конца коридора и уткнувшись в очередной тупик, инквизитор выругался про себя. Вдова вопила, как одержимая, и рано или поздно кто-нибудь мог явиться на её крики. Надо было убираться, и побыстрее.

Но не успел он сделать и шага обратно, как стены впереди озарились рыжими бликами, а по коридору прокатилось гулкое эхо голосов.

Деваться было некуда, и Герхард втиснулся ногами вперёд в один из провалов, ведущих в жуткие камеры-склепы. Извернулся, стараясь не шуметь. Толщина стен здесь была такой, что он без труда уместился в проёме, распластавшись животом на сырых камнях и свесив ступни в камеру.

Гул стал ближе, и ухо уже различало отдельные голоса. Зажав в руке клинок, Герхард выжидал.

Стражников было двое. Один из них, судя по голосу, молодой, грубо приказал вдове замолчать. В ответ послышалась невнятная мешанина из угроз и рыданий.

– Пойдём, – прогудел второй, – глянем дальше, что-то тут неладно.

Инквизитор затаил дыхание. Пляшущие отблески становились всё ярче – стражники приближались. И, когда первый из них поравнялся с проёмом, Герхард выбросил вперёд руку и молниеносно полоснул солдата по шее клинком. Он ещё успел заметить удивлённо-испуганное выражение в глазах стражника, прежде чем тот повалился на пол, роняя факел.

Второй солдат среагировал моментально. Отшатнувшись, он уклонился от клинка и выхватил меч. Остриё оружия устремилось в провал, и Герхард, сжавшись, оттолкнулся от заплесневелой кладки. Тело скользнуло по мокрому камню, и он полетел в склеп.

***

Инквизитор упал на что-то, упруго прогнувшееся под его весом. Оно смягчило удар, но ещё несколько секунд Герхард приходил в себя, оглушённый так, словно грохнулся прямо о каменный пол.

Сверху не доносилось ни звука. Сколько инквизитор ни напрягал слух, он улавливал лишь едва заметное потрескивание факела.

Единственным, что освещало узилище, был слабый отблеск огня, сочившийся в провал из коридора. Этого хватало, чтобы не натыкаться на стены – и не более.

По замыслу архитекторов замковых тюрем, камеры-склепы явно создавались как помещения, в которые можно только войти, но не выйти. Часть стены, примыкавшей к проёму, оказалась наклонена под острым углом – узнику, возжелавшему выбраться тем же путём, пришлось бы карабкаться даже не по отвесной, а по наклонной плоскости, нависающей над ним. И шанс уцепиться за камни, склизкие от плесени и воды, скатывался к нулю.

Инквизитор медленно обошёл камеру по периметру, ощупывая кладку. Склеп оказался невелик – едва три шага в ширину и столько же в длину. Пол устилало всё то же мягкое, пружинящее под ногами. Он присел, вытянув вниз руку. Пальцы наткнулись на влажную ткань, под которой обнаружилось нечто округлое.

Череп. Судя по размерам – детский.

Черепа и кости, завёрнутые в обрывки одежды, покрывали весь пол. Герхарда передёрнуло. Стражник наверняка уже помчался докладывать об убийстве напарника, совершенно не беспокоясь о том, что пленник сбежит. И справедливо – бежать-то отсюда некуда.