Шрифт:
— Ловушка с законом в саду? — прицыкнув на внутренний голос, я попыталась подавить желание опять что-то погрызть.
— Так это немного измененный закон. Тем более написан исчезающими чернилами. Завтра бы просто стали чистыми листами.
Ральф, слегка заблудившись в дебрях женской логики, отчаянно взвыл:
— Но почему сад?!
— А где? — развела руками королева. — В кабинете? Ловушка для мышей на столе? Все знают, что Его Величество любит гулять по вечерам в саду. И вот, как будто, случайно обронил документ.
— «У меня складывается впечатление, что я в бредовой дешевой комедии с закадровым смехом», — не выдержала душа Фили надругательства. — «Оставим логику и пойдем уже кого-нибудь схватим, чтобы свалить отсюда, пока монарх не впал, например, в кому. А все к этому и идет».
Но планы имеют нехорошую привычку рушиться еще на начальном этапе. Я уже открыла рот, чтобы позвать кузена продолжить наш поход-возмездие, как Ее Величество неожиданно подпрыгнула и завизжала:
— Мышь!
Я грызунов не боюсь, но паника она заразительна. Ральф от звуковой атаки пошатнулся и затряс головой. Филя что-то верещал на фоне, пытаясь успокоить, но мозг уже отключился и вылез наружу Халк. Дверь, по-моему, мы снесли с петель и брызнули в разные стороны.
Бегу я, бегу, непринужденно перепрыгивая через табуретки и прочие препятствия, а сама думаю: а зачем? Мышь это же не крыса. Миленькое, пушистое.
И резко затормозила. Но не учла я прыткость напарника. Кузен справившись с временной контузией, ринулся за мной. О внеплановой остановке я ему просемафорить не могла, за что и поплатилась, ощутив всю неровность кладки стены лицом.
Чему не следует удивляться в этом исключительном мире? Тайным ходам. Так я думала лежа на ком-то в темноте. Сверху пыхтел Ральф. И ни каких эротических инсинуаций, даже обидно.
— Где мы? — задал очень оригинальный вопрос кузен.
— Не знаю как вы, — прохрипел мужик под нами, — но я уже одной ногой в могиле с проломанными ребрами, изверги.
— Кай? — неприятно удивился Ральф, скатываясь с меня. — Вот ты-то нам и нужен.
— Я вас уже битый час ищу, — мое тельце спихнули на холодный пол. — Все ходы излазил, чтобы быстрее было.
Чиркнуло огниво, и мрак разогнал одинокий огонек свечи.
— Вы арестованы! — рявкнула я прямо в лицо главного садовника. — По подозрению в измене родине!
— Тише, леди Строфа, — мужчина выставил перед собой свечу, как священник распятие. — Я в себя в саду пришел, примерно два часа назад. Хоть убей, не помню, с чего захотелось поспать на земле. Решил вернуться в комнату, а по дороге наткнулся на себя. Мой двойник подслеповато щурился, будто с глазами что-то было, — например, две темных ночи, — и не сразу сообразил, что к чему, а я его вырубил, связал и оставил в прачечной для слуг. А сам за вами побежал.
Мы с Ральфом многозначительно переглянулись. Это кого мы бросили в бессознательном состоянии?
— «Господи, за что?!» — Филипп напоследок решил воззвать к небесам. — «В чем я так провинился? В голове у женщины! В мире женщины! Исправляю косяки женщины!»
— «Я, конечно, не претендую на столь высокое звание, но ответить могу», — смешок вышел нервным и усталым.
— «Лучше не надо», — обрубил мой прочувственный монолог на самом корню вредина. — «Чего замерла? Бегом в прачечную. Авось нам повезет».
Видимо Ральф пришел к такому же выводу.
— Стойте! — крикнул в спину Кай. — В другую сторону! И там лестница!
Нестись в темноте не пришлось, поскольку один с мозгами среди нас все же затесался. Садовник со свечой не отставал от нашего галопа. Я бы его расцеловала, да времени жалко.
И, о чудо, нам повезло! Что само по себе пугает. Застали мы шпиона при попытке сбежать уже в дверях.
— Куда ползем? — склонился над псевдо гусеницей Ральф.
Нас наградили злым взглядом. Я полюбовалась чуть заметными синяками под глазами и возгордилась — моих шаловливых пальцев дело.
— Это ошибка, — попытался сопротивляться лазутчик, но его голос был значительно тоньше оригинала.
Кузен размял кулаки и хищно улыбнулся:
— Сейчас ты у нас соловьем побудешь.
Вдруг лицо «Кая» исказила усмешка:
— Долго шел. Взять их! — прозвучал приказ в темноту.
— Грэм? — удивились мы хором.
Старик во все той же рубашке до пят и забавном колпаке с кисточкой, широко расставив руки, пошел на нас. Мужчины переглянулись. Бить пожилого человека желания у них не возникло. А у меня очень даже! Стыдно, но правда жизни. Потому что в душе поселилось стойкое ощущение, будто если задержусь в этом мире — в конец облондинюсь.