"Поеду и заберу…"

"Или в этой ее глуши останусь… Перекантуюсь как-то…"

"Хах, пусть попробуют выгнать!"

Обнять ее не получилось. Когда Плюшка качнулась в его сторону, заложил руки в карманы. Кивнув еще раз на прощание, развернулся и направился через автобусные платформы к своей машине.

Шмыгая носом, медленно втягивал обжигающий слизистую воздух.

Возле "Mercedesa", не удержавшись, обернулся. Словно дьявольская сила его потянула… Заметил все еще торчащую возле автобуса и глядящую ему вслед Кузнецову. Она взмахнула рукой, но и на это ок не отреагировал.

Внутри что-то с мучительной болью оборвалось. Широкую спину ударило дрожью. Плечи опустились.

Нырнув в салон, Сергей, будто находясь в чумном трансе, на автопилоте выехал со стоянки.

[1] "In da club", 50 cent.

22.3

Не отпускало. Изо дня в день его ломало. Скребло грудную клетку изнутри. Рвалось наружу.

Познал досконально, каково быть одержимым. Сердце работало слишком старательно, сутками заходясь в ненормальном ритме. Жгучая тоска едкими импульсами разлагалась по клеткам.

Как себя ни прорабатывал на предмет адекватности, думал масштабно только о Плюшке. Хотел быть с ней. Только с ней! Ничего и никого другого не надо было. Четыре дня прошли, как в тумане. Замечал, что вырубается посреди разговора; людей, в определенном смысле, не видит. Они вроде повсеместно сновали вокруг, что-то говорили, и он даже им отвечал, но все как-то по инерции, без живого интереса. Попросили бы вспомнить, не смог бы. Возможно, транслировал какую-то ахинею.

Со стороны отца недовольства прибавилось.

— Рассеян, как баран! Вывели на пастбище и забыли забрать. Ходишь, траву щипаешь и в ус не дуешь…

Серега не то, что в ус… и бровью не повел. Ни единым мускулом на метания отца не отреагировал.

— У тебя, бл*дь, защита во вторник! Защита, мать твою, диплома! А ты сидишь, как девчонка, листик в клеточку штрихуешь! Я с финотделом порешал, тебя, барана, в дело вводить хочу, а у тебя на роже — ноль понимания!

У него, может, и ноль понимания… У него, может, мир порван на части, но кого это, бл*дь, волнует?

— Машину где поцарапал? Думал, я не замечу?

На самом деле, ему без разницы: заметит, нет… Тоже, бл*дь, проблема!

— Ну, конечно, для тебя же это ерунда! Тебе же на все положить! Чужими руками жар загребать любишь, а заработал бы… Вместо того, чтобы ночами шарахаться не пойми с кем и где! Жизнь прожигаешь!

Облик аморале. Слышал же от отца миллион раз.

Тоска, бл*дь, несусветная!

— Все! Хватит! Сдай сегодня ключи от машины. Точнее, от всех трех!

— Серьезно, бать? — вяло зашевелился Град. — Что за тупые воспитательные приемы?

Хотел добавить, что опустился отец со своими жалкими наездами, но все же не стал, осознавая, ниже плинтуса из них двоих — только он.

— Ты же, баран, сам себе яму роешь, ты это, мать твою, понимаешь? Понимаешь???

Грудь Сергея поднималась и опадала в беспокойном ритме, но эмоциональной реакции на благой гнев отца все равно не возникло.

— Видимо, я не мыслю твоими мерками, чтобы это понимать. Отдам ключи утром, сейчас съездить кое-куда надо.

— Опять? Я не разрешаю.

— Ну, и как ты меня остановишь, пап? — поинтересовался со скупой интонацией в севшем голосе.

Учащенное сердцебиение и повышенная температура настолько достали, что у Карпа рискнул закинуться какими-то седативными. Тот уверил, что "транки" абсолютно безопасные, достались ему от отца. А Градскому просто хотелось хоть на день "уйти в закат". Перевести дыхание, без разъедающих нутро чувств.

"Пусть все исчезнет…"

Двадцать четыре часа ему бы хватило, чтобы перевести дыхание и принять обвал чуть позже.

— Знаешь, я сам на эти "транки" подсел… — выдавил Карпов странным затянутым тоном, когда уже сидели в "Мерсе" перед стартовой прямой запланированного спринтерского заезда. — Проблемы у меня серьезные. Хочу с тобой посоветоваться, братик…

Серега, не снимая давления со "сцепления", несколько раз выжал и отпустил педаль газа, максимально прогревая двигатель.

— Ты серьезно? Прямо сейчас? — бросил на друга беглый взгляд.

С левой стороны дороги у обочины гарцевала толпа зрителей. Справа же из-за обрыва рельефа трасса уходила в темноту, но Градский примерно помнил, что там расположены засаженные злаковыми культурами сельскохозяйственные поля.