Теперь мне нужно разобраться, как на это животное взобраться. В прошлый раз меня его светлость усаживал. Но потом ведь я самостоятельно руководила его монстром, когда он в отключке был, значит, и с этой справлюсь. Главное сейчас сесть верхом. Что же стремя так высоко. Чувствую себя гимнасткой, ибо без навыков усаживания на шпагат, мне туда не вскарабкаться.

Ногу кое-как впихиваю, цепляюсь правой рукой за поводья и гриву, левой сжимаю край седла. Ну, Эми, оп!

Верхом оказываюсь быстро, как будто взлетаю. И это отнюдь не моя заслуга. Кто-то довольно таки ощутимо подталкивает меня под попу. Оборачиваюсь назад, но все старательно отводят глаза, как будто ничего и не было. А спросить, кто меня щупал за мягкое место, стесняюсь. Ладно. Все равно узнаю. Как-нибудь потом. Сейчас явно не до этого.

Герцог тоже запрыгивает на своего скакуна и кидает хитрый взгляд на меня. А я что, я ничего. Старательно пытаюсь вспомнить, как правильно брать поводья, так и эдак вертя их в руках. Наконец, вывернув ладонь, как нужно, зажимаю их в кулаке, пропустив ремешок между безымянным и средним пальцам, кажется, именно так мне объясняли когда-то. Ну, в добрый путь!

Осторожно дотрагиваюсь икрами до лошадиных боков, и животное сразу же делает шаг вперед. Хм, возможно мы и поладим… Возможно…

Спустя полчаса дороги, Колчестер не выдержав, разворачивается ко мне.

– Эми, признайся, ты вообще когда-нибудь сидела на лошади.

– Сидела, - цежу сквозь зубы, позабыв добавить, что это было один раз в пять лет на ферме дяди, второй - в более старшем возрасте, когда мы с подругой взяли первый и последний урок верховой езды, потом денег не было, и третий - когда везла его бездыханную тушку в замок.

И вообще меня лучше сейчас не отвлекать, ибо я очень стараюсь следить за движениями моей рыжей «машинки» и изо всех сил пытаюсь к ним приноровиться. Джинджер оказывается хоть и спокойной лошадкой, но мне, как неумехе, все равно трудно. Я подпрыгиваю в седле, словно мяч, каждый раз больно ударяясь ягодицами, нервно сжимаю бедра, напрягаю деревянные икры, которые уже начали побаливать, и неловко дергаю поводья… Ох, верховая езда это совсем не романтично.

Герцог меряет меня скептическим взглядом и снова отворачивается. Вот и правильно. А если его что-то во мне не устраивает, так я вообще-то никого с собой не звала.

Через несколько часов, когда я уже ни попы, ни ног, ни рук не чувствую, мы, наконец, делаем привал, чтобы дать отдых лошадкам, покормить их, да и самим пообедать и размять ноги.

Не знаю, может, Дориан и разминает ноги, а я, соскользнув со спины Джинджер, хоть и пытаюсь встать на нижние конечности, но они подкашиваются, и приходится плюхнуться на свою многострадальную пятую точку, да так и остаться сидеть там, не имея сил даже подняться. А потом и вовсе улечься на траву.

Все, ближайшие минут двадцать меня точно нет.

Дориан, судя по всему, давно уже понял какой из меня наездник и не беспокоит, а сам расседлывает лошадей, стреноживает и цепляет им на морды мешки с кормом, которым животинки тут же с аппетитом начинают хрупать.

Прихожу в себя и осиливаю подняться только спустя полчаса и сразу же, слегка морщась от боли в ногах, бегу в кустики. А когда возвращаюсь, мне вручают кусок мясного пирога, собранного в дорогу герцогской кухаркой, и флягу с водой.

– Спасибо, - неловко бормочу в ответ и принимаюсь за еду. До этого времени я даже и не подозревала, насколько голодна. От пирога уже через несколько минут не остается и крошки. Запиваю обед водой, и получаю на сладкое еще и румяное наливное яблочко. Это откуда такая прелесть? Вопросительно поднимаю глаза на доселе молчавшего Колчестера. И он указывает глазами на растущую чуть поодаль молодую яблоню, увенчанную спелыми ярко-желтыми плодами.

– Благодарю, - изумленно выдаю в ответ и наблюдаю, как его светлость достает из кармана брюк точно такое же и принимается с аппетитом его уплетать.

Свой десерт я делю по-братски с Джинджер, разломав напополам.

Остаток пути до следующего привала превращается в медленную изощренную пытку. Если б не мысли о дочери, которые жалящим роем кружатся в голове, заставляя периодически обмирать от страха, не знаю, смогла ли бы я все это выдержать. А так, стиснув зубы и не обращая внимания на то, как саднит кожа с внутренней стороны бедер, как от боли выкручивает коленные, голеностопные и запястные суставы, как ноют мышцы и тошнит от постоянной тряски, упрямо еду вперед. Что значит эта боль по сравнению с тем, что где-то там, далеко, мой ребенок совсем один, испуганный, одинокий, беззащитный?

Для ночного привала мы сворачиваем с дороги и немного углубляемся в лес, где сразу же натыкаемся на небольшую уютную полянку со следами от недавнего кострища, небольшой кучкой хвороста возле него и даже заботливо воткнутыми рогатинами, на которые можно повесить котелок.

То, что нам приходится ночевать под открытым небом, меня нисколько не волнует, герцога, судя по всему, тоже. Он еще раньше, по дороге, объяснил мне, что последний постоялый двор мы миновали в полдень, а следующие хоть и были, но сейчас вряд ли работали, ввиду последних событий. Слишком близко мы подъехали к опасной зоне.