Заметив его взгляд, Игши кивнул.

— Стараюсь поддерживать горячую воду для посетителей. Всегда предлагаю свежий травяной чай своим гостям, даже тем, кто совершает самую мелкую покупку.

Размешал деревянной ложечкой содержимое кружки, он протянул ее Калену.

— Погоди, — оторвалась от сына сагарца госпожа Пайне, — нужно еще кое-что добавить. И кое-что проверить, — тихо буркнула она себе под нос.

Но Кален услышал.

Хозяйка, пройдясь вдоль развешенных пучков трав, отломила несколько веток от разлапистого веника с неприметными желтыми соцветиями. Бросила в кружку, приготовленную сагарцем. И протянула Калену.

— А теперь — пей.

Кален принюхался. Пахло вкусно. И этот запах он знал.

Медленно, наслаждаясь, он выпил чай до дна, одновременно чувствуя, как отступает тошнота и проясняется в голове.

— Лучше? — осведомилась госпожа.

— Намного. Благодарю, — немного недоуменно произнес Кален, поставив пустую кружку на низенький стол.

Госпожа довольно крякнула.

— Так я и думала. Игши!

— Да, госпожа Пайне, — затрясся сагарец, — что с Каши-ма?

— Ничего такого, что должно было бы привести тебя в столь жалкий вид. Запущенное отравление, незамеченное и невыпеченное вовремя. Я помогу ему своей… в общем, ты знаешь как. И составлю другой сбор, будешь им поить своего сына. Принеси мне… хотя нет. Кален! Ну-ка, принеси мне дубовой коры, тысячелистник и зверобой.

Сагарец, немало удивившись такой просьбе, хотел было возразить, но взглянув на госпожу Пайне, приложившую палец к губам и не произнесшую при этом ни слова, передумал.

Кален, озадаченный не меньше сагарца, но уже привыкший к причудам своей хозяйки, встал, недоуменно пожал плечами, подошел к подвешенным к потолку пучками трав. Задержался у тех, которые лежали россыпью в маленьких открытых мешочках возле стены. Отломил несколько веток от одного засушенного растения, несколько — от другого. Со смущенным видом протянул госпоже.

— Вот. Это… как бы… кора и тысячелистник. А зверобой я не знаю…

— Серьезно? — весело прищурилась госпожа Пайне. — Трава, которую я добавила в твой чай, и есть зверобой. Я видела — тебе понравился запах и вкус, значит, ты явно был знаком с этим растением. Вероятно, ты умеешь различать, но не знаешь названия… любопытно. Как же быть? — спросила она, словно обращаясь к самой себе. — Закрой глаза и не подглядывай.

Если Кален и Игши полагали, будто сейчас не лучшее время играть в прятки, то у госпожи было свое мнение на этот счет. Быстро пройдясь по шатру, она надергала из разных пучков сухих трав, покопалась в стоящих у стены холщовых мешочках. Выложила добытое на стол перед Каленом, все еще не разрешая ему открывать глаза.

— А теперь наклоняйся и нюхай.

Кален выполнил приказ беспрекословно.

— Теперь открой глаза и принеси мне то же самое, что лежит на столе.

Стараясь не смотреть вытянутое лицо Игши, открыв рот наблюдавшего за этой сценой, Кален двинулся в сторону пучков трав.

Может, хозяйка перепутала его со своим сагарским волкодавом? Нашла, понимаешь, собаку! Нюхай, принеси…

Вот он остановился возле источающего аромат зеленого пучка. Такой запах точно был на столе. Возле стены в маленьком мешочке нашелся корень, пахнувший остро и едко. Цветы, россыпью лежавшие в плетеной корзине, манили медовым ароматом. И, наконец, тот самый запах, который исходил от пролитого Каленом раствора. Этот сладко-приторный аромат привел его к толстым стебелькам с коричневой корой и бледно-желтой сердцевиной. Все эти травы и корешки окажутся такими же, какие просила принести госпожа, в этом Кален был совершенно уверен, хотя понятия не имел, откуда ему об этом известно.

Когда он вывалил найденное перед хозяйкой и она, торжествующе, сличила все, что он принес с лежавшим на столе, а Игша восхищенно присвистнул, Кален перевел дух. Неужели не оплошал на этот раз?

— Так я и думала! — еще раз, теперь уже с восторгом в голосе, повторила хозяйка. — Укроп, имбирный корень, алтей и стебли солодки. Игши, тащи сюда свою мраморную ступку, а ты, — она наградила Калена лукаво-пронзительным взглядом, — бери пестик, будешь помогать. И не смей мне говорить, дурень, будто чего-то не умеешь. Научишься со временем.

До поместья господина Карпентера Роанне пришлось идти пешком целую свечу и огарок, досадуя про себя, что живя в деревне, она и мыслить начала по-деревенски. Ведь в столице давно измеряют время в часах и минутах, сверяясь с огромным циферблатом на башне городской ратуши. И только в таких глухих заброшенных селениях, подобно Черным пенькам, преобладают до сих пор старые порядки.

Вышла она рано. Варг еще спал, но Льен, зная, что избежать утренних обязанностей не получится, встал вместе с ней засветло. Работу по дому для ее брата никто не отменял: принести дрова, растопить печь — к утру она остывала, и дом вымораживался; натаскать воды из колодца в бочку на кухне — для мытья посуды, умывания и прочего. Помниться, братец ее плакал и ныл поначалу, непривычный к такой работе. Да и сама Роанна еле разгибала спину, а руки покрывались красными болезненными волдырями. У бабки им не приходилось заниматься тяжелой физической работой по дому…

Дорога вилась по невспаханному полю. Травы склонились к земле под тяжестью инея. Растопыренные палки чертополоха поблескивали застывшими на них ледышками. Красиво. Только пасмурно и мрачно. И снега нет. Снег здесь на юге — редкое явление. Да и вообще погода тут странная — зима слякотная и влажная, а солнце настолько редкий гость, что за несколько месяцев забудешь, как оно выглядит. И от этого становится как-то неуютно, тоскливо на душе. То ли дело у бабки, на севере… Зимы там морозные, трескучие, долгие. Но и солнца вдоволь. Снег искрится, блестит, днем смотреть с непривычки больно. Местные привыкли, а приезжие наловчились ходить с узкой темной полоской на глазах. Ткань для этого берется особая, тонкая — сквозь нее все видно и солнце не слепит…