— Что? — невинно поинтересовался он.

— Не стоит злоупотреблять гостеприимством хозяев. К тому же, мне надо еще раз осмотреть Бри, проверить, правильно ли Плана приготовила настойку.

— Так чего мы ждем? — он нетерпеливо взял ее за руку, потащил к двери. — Идем скорее.

***

Нож влетел точно в березовый ствол. Ровно над ним врезался второй, над вторым — третий.

— Ух ты, — Гведолин захлопала в ладоши. — Где ты научился?

Терри подошел к березе, с усилием раскачал и вынул ножи.

— Я сын мясника, забыла? Каждое лето я проводил на нашей загородной ферме, пока родители трудились в лавке в городе. — Он кивнул Гведолин, предлагая продолжить путь. У нас было большое хозяйство. Огромное стадо коров, несколько быков-производителей, лошади, свиньи, козы, овцы. За хозяйством нужно было следить. Отец хотел, чтобы я научился со всем этим управляться. Наравне с деревенскими мальчишками я скакал без седла, с рассветом выгонял в поле коров. Научился доить коз, стричь овец. Кормить, пасти, резать. Снова и снова, изо дня в день одно и то же. А вечером я садился за книги. И засыпал, уронив голову на раскрытые страницы.

— Не самое худшее детство, — заметила Гведолин. — Чудесное, я бы сказала. Нам же приходилось прясть от заката до рассвета. И никто не разрешал нам гулять…

Бодро обходя огромную лужу, в которой отражались клочковатые облака, Терри продолжил:

— Я не жалуюсь, наоборот. Мне нравилось на ферме. Было еще кое-что, что я любил почти так же, как книги. Метать ножи. Вечером мальчишки собирались возле сарая, с задней стороны которого были свалены старые дырявые винные бочки с ржавыми ободами. Из них мы устраивали себе мишень. У каждого из нас был ножик, который полагалось затачивать собственноручно. Мы метали ножи в податливую древесину и, казалось, это занятие никогда не сможет нам надоесть. Иногда даже устраивали соревнования. Так я научился бросать ножи с места, с разворота и даже в прыжке.

— Я видела.

— Когда? — удивился он.

— В доме у вдовы.

— Ах, там… я и забыл.

Он вдел один нож в ножны у пояса, остальные убрал в сумку.

— Но все-таки не стоило их брать.

Терри поморщился.

— Гвен, сколько можно! Хозяин подарил от чистого сердца!

— Ведь это не просто кухонные ножи, Терри.

— Знаю, — кивнул он. — Это отличные клинки прославленного кузнеца-лимнца Садула, на ручке даже гравировка имеется. Настоящее оружие.

— И дорогое.

Пожав плечами, Терри пнул попавшийся под ногу камень.

— Ясно дело. — Но ты, вообще-то, спасла жизнь дочери хозяина трактира! За такое и клинками расплатиться не жалко. Уж не знаю, где он их раздобыл, но они явно были ему дороги, раз до сих пор не продал. А ведь мог бы выручить за них немало денег.

— И деньги брать не надо было, — настойчиво продолжала Гведолин, забегая вперед и пытаясь заглянуть ему в лицо. — Зачем ты взял? Да еще так много! Ты же видел — трактир обставлен бедно, хозяева сами едва концы с концами сводят.

— Гвен, хватит уже, — почти зло осадил ее Терри. — Третий раз за день, я больше не в силах выслушивать твое нытье. Чего ты хотела? Чтобы мы отказались от подарков? Да мы же совсем нищие, забыла? У них-то хоть крыша над головой имеется и какой-никакой доход. А у нас? Я на кружку молока тебе еле наскреб,

Гвен! А теперь у нас есть деньги, так что добраться до Крыменя будет не трудно. Видишь, как удачно сложились для нас обстоятельства…

Гведолин недовольно пихнула его локтем в бок, чуть не столкнув с тропинки.

— Это болезнь ребенка ты считаешь удачным обстоятельством?

— Конечно. Ты нашла, куда применить свои знания, они нашли тебя — отличную целительницу, ребенок получил помощь, мы — деньги. Все счастливы! Разве не так, Гвен?

Некоторое время Гведолин шла молча.

— Да, — процедила она, наконец. — Наверное, ты прав, Терри. Прости, больше не буду затевать этот разговор.

— Вот и славно, давно бы так, — пробурчал Терри. — По пути нам еще не раз придется останавливаться на постоялых дворах и в трактирах. Везде есть больные, возможно, нам еще представится случай заработать на твоем даре.

— На моем проклятии, — эхом отозвалась Гведолин.

— Хм… это с какой стороны посмотреть, — он поднял толстую палку и теперь размахивал ею, сбивая придорожный лопух и крапиву. — Кажется, я начинаю понимать, что этот Валто Лайне имел ввиду.

— И что же?

— Любой человек, сделавший ведьме или ее близким что-то плохое, будет наказан.

— Кем?

— Хороший вопрос. Видимо, мирозданием. Похоже, объяснение этому содержалось на вырванных страницах, ровно как и то, что может остановить ведьму. После отсутствующего текста я прочел лишь окончание, из которого следовало, что наказание последует незамедлительно, размер и способ его ведьма регулировать не может. Она может вмешиваться, но проявлять волю — нет.