Терри, крепко обхватив Гведолин за запястье, скоро прошествовал через всю небольшую залу к двери, из которой появлялась с кушаньями и куда уходила с грязной посудой молоденькая разносчица.

Когда девушка, возвращаясь от очередного посетителя, улыбаясь встречным клиентам и замахиваясь пустым подносом на выпивших горлопанов, норовящих поймать ее за подол, поравнялась с ними, Терри тихо попросил:

— Нам бы комнату и чего-нибудь перекусить, красавица.

Гведолин видела, как Терри быстро вложил что-то разносчице в руку, и это что- то так же быстро исчезло у нее за корсажем. Она кивнула и скрылась за дверью.

— Снова тратишься? — едко зашипела Гведолин.

— Гвен, прекрати, мне начинают порядком надоедать твои упреки. — Он снова схватил ее за запястье, мягко подтолкнул к темному углу залы. — Что ты хочешь? Спать в мокром платье в хлеву возле этого прекрасного заведения? Я вот, не поверишь, мечтаю о кровати. И о порции кабаньих ребрышек.

Гведолин оставалось лишь вдохнуть. Терри не переубедишь. Да, она привыкла экономить каждый тори. Он, видимо, привык тратить. В этом они совершенно разные.

Разносчица вернулась меньше чем через огарок, поманила за собой по крутой спиральной лестнице, ведущей на второй этаж. Комнатушка оказалась довольно убогая, но чистая. Из мебели в ней находилась довольно большая кровать с деревянной побитой временем и клиентами спинкой, два стула и стол. На широком подоконнике — о, чудо! — тускло блестел жестяной кувшин для умывания, в углу притаился тазик.

Девушка, горячо уверив их в том, что еду она принесет через пол свечи, ни огарком позже, мило улыбнулась Терри и удалилась, колыхнув бедрами напоследок.

— Все девицы тебя любят, да? — дурацкий случай с разбитыми духами и противный ливень пошатнули и без того хрупкое душевное равновесие Гведолин. Она пыталась развязать намокшую шнуровку, стягивавшую лиф платья, но холодными негнущимися пальцами у нее это выходило плохо.

— Ага, — довольно хмыкнул Терри, подходя к ней ссади и помогая распутать узел. Его пальцы — как ни странно горячие, развязывали шнурок за шнурком, и вскоре тяжелая намокшая ткань поддалась, капитулируя к ногам Гведолин бесформенной серой массой. — А большая часть этих девиц очень любит золотые тори. Очень-очень. Гораздо больше, чем такого угрюмого всезнайку, как я.

Гведолин быстро избавилась от остатков одежды, накинула на себя короткую простынь, в сложенном виде лежавшую на кровати. Видимо, простынь здесь использовали в качестве полотенец. Растрепала вымокшие волосы, с недоумением уставилась на Терри — почему он не снимает мокрые вещи?

Подкинув дров в камин, тлеющие угли которого с удовольствием разгорелись, облизав поленья оранжевыми язычками пламени, Терри подошел к двери, прислушался — не поднимается ли кто по лестнице. Похоже, кабаньи ребрышки и впрямь занимали его больше мокрых насквозь штанов и рубахи.

Через пол свечи, как и обещала, в дверь постучалась хорошенькая разносчица. От принесенного ей подноса исходил настолько аппетитный аромат, что Гведолин, от усталости и холода даже не думавшая до этого о еде, едва не захлебнулась слюной. Она еле дождалась, пока девушка покинет комнату, оставив их один на один со столиком, на котором теперь громоздились два блюда с жирными подрумяненными ребрышками, оккупированными гарниром из печеной картошки с луком. Ржаной округлый хлеб, щедро посыпанный зернышками тмина, манил глянцевой корочкой. Квашенная хрустящая капуста исходила кислым соком. Композицию довершали две довольно корявые фаянсовые чашки, наполненные каким-то напитком, несомненно, горячим — от чашек поднимался легкий призрачный дымок.

Такого пиршества Гведолин не видела за всю ее убогую жизнь в работном доме. Домашняя еда. Жирная, горячая, ароматная. Она накинулась на нее, словно бездомная оголодавшая собака. Немного утолив голод, краем глаза она отметила, что Терри скинул, наконец, мокрую одежду, аккуратно развесил ее на спинке стула для просушки. Неторопливо подобрал платье Гведолин, повесил на другой стул. Обнаженный и слегка посмеивающийся он сидел, греясь, возле каминной решетки, а пламя играло в прятки с его подсыхающими льняными волосами.

Гведолин казалось, что одной тарелки ей будет мало, но обглодав последнее ребрышко, осознала, что больше не проглотит ни крошки. Оторвавшись от тарелки, она с недоумением поинтересовалась, почему Терри ничего не есть.

— Не пропадет, не переживай, — хмыкнул он, поднимаясь с пола, потягиваясь, как ленивый кот.

Гведолин стыдливо отвернулась.

— У нас одна простынь, так? — посмеиваясь, он поднял одну бровь. — Мне нечего надеть больше, Гвен. Если тебе неловко, отдай свое покрывало.