— Не ты ли на днях расспрашивал о некоем Джоне Томпсоне? — с ироничной насмешкой спросил Дункан, в мгновенье ока стерев самодовольную улыбку с лица Джеймса, который заметно напрягся при упоминании этого имени.

— Кто это? — растеряно спросил Спенсер, переводя вопросительный взгляд от одного друга к другому, которые уже и позабыли о нерешенности его намерений касательно Рейчел. Он уже и успел пожалеть, что так просто прокололся, выдал себя.

— Я спросил о нем вскользь и между прочем, — раздраженно ответил Джеймс, резко подхватившись с места. — К тому же, как оказалось, сделал это зря, потому что ты ни черта о нем знаешь, — злость подожгла в нем кровь, вытеснив из тела усталость. Парень быстро покинул комнату, только бы избежать разговора, что не сулил закончиться чем-то хорошим.

— Ради тебя я мог бы подружиться с парнем своей кузины, — бросил ему вслед Дункан. Спенсер по-прежнему ничего не мог понять, хотя одно невзрачное упоминание Фреи многое объясняло.

Джеймс пробыл в душе недолго. Опустив голову вниз, закрыл глаза в отчаянной попытке привести всполошившееся мысли в порядок. Спрашивать у Дункана о парне было изначально глупой затеей, но он не смог удержаться, поскольку прежде безымянный Джон был не более, чем призраком, выдуманным персонажем, написанной воображением Фреи истории. Для Джеймса он так вовсе оставался глупой шуткой, не вызывающей даже короткого смешка, о которой забывают прежде, чем она будет произнесена до конца. И обнаружив сжатый в ладони конверт, подписанный чужим именем, Джеймс испытал на себе смесь незнакомых ему прежде эмоций, во главе которых было разочарование, развеявшее чары того самого дурацкого поцелуя.

Он не почувствовал укола ревности или хотя бы толики волнения, но всё же то, что его это сумело задеть, уже было тревожным знаком, которому Джеймс решил не уделять много внимания. Ночь с Джейн Озборн, которая была вот уже несколько месяцев обручена, помогла ему забыться, но, как оказалось, ненадолго. Большим открытием для Джеймса оказалось то, что учеба отвлекала от дурных мыслей лучше секса, поэтому в последние дни он был погружен в книги больше, чем когда-нибудь прежде.

Короткий укор Дункана отозвался внутри глубоким сожалением о том, что он вообще стал спрашивать о дурацком Джоне Томпсоне, будто было в этом что-то постыдно неприличное. Мало того, что Дункан почти ничего не знал о парне, кроме как, что он был старше Фреи на пять лет и являлся сыном прислуги, так теперь, похоже, намерен был упрекать его в живом интересе.

Джеймс и сам не мог дать вразумительного ответа, зачем ему нужно было знать что-нибудь о Джоне Томпсоне? Что полученные им сведения должны были изменить? Он чувствовал себя глупо, но в то же время странно, будто контроль над его разумом вдруг взял кто-то другой. Кто-то, чьи руки вечно были измазаны цветными пятнами краски или серым графитом. Кто-то, у кого были пушистые светлые волосы, собранные неизменно в скучную прическу, из которой пряди всё время выбивались. Кто-то, кто краснел и поправлял волосы чаще, чем он слышал собственное имя.

Душ немного снял напряжение, и он был намерен вернуться в комнату, спрятаться под теплым тяжелым одеялом и не внимать замечаниям Дункана, если тот не успел забыть об этом.

— Она обручена с ним, но не думаю, что это серьезно, — Джеймс остановился у приоткрытой двери, едва слуха коснулся голос Дункана. Парни выключили свет, приготовившись ко сну. Лишь широкая полоса отсвета уличного фонаря делила комнату пополам и заканчивалась в коридоре. Это была та черта, которую он не пересекал, прижавшись к стене, чтобы подслушать разговор, что должен был прекратиться с его появлением. — Фрея никогда не пойдет против воли отца. Наверняка не теперь, когда у него проблемы со здоровьем.

— Думаешь, Джеймс знает об этом? — тихо спросил Спенсер.

— Вряд ли Фрея стала бы ему рассказывать о состоянии отца, — Дункан хохотнул. Джеймс закатил глаза, ведь первее понял, в чем была суть вопроса.

— Я имел в виду, знает ли он, что Фрея обручена, — раздраженно объяснил Спенсер.

Откуда ему было об этом знать? Он знал исключительно о том, что она должна была сбежать с тем парнем в Америку, что он бросил её одну и что Джеймс обнаружил её заплаканную, сокрушенную и разбитую на песчаном берегу. Полагал, что на этом история была завершена. Джон уехал, оставил её одну, а ей только и оставалось, что лечить израненное первой любовью сердце.

Вот только всё было не так. Они были обручены, и парень, скорее всего, был намерен вернуться за той, которая вверила ему руку и сердце. Слишком тривиально и мелодраматично. Джеймс уже начал убеждаться, что Фрея была лучше всего этого, но, очевидно, она была всем этим. В конце концов, она была девушкой. Они не могут жить без мелких драм, что помогают воображать, что в их жизнях есть немного больше смысла, чем на самом деле.

— Они жили в одном городе почти всё лето. Он должен знать об этом, — сквозь зевок ответил Дункан.

— Тогда тебе не кажется его внимание к ней несколько повышенным? Кажется, он заинтересован в ней, — осторожно произнес Спенсер, вынудив Джеймса тихо вздохнуть, закатив глаза. Он опять взялся за старое. Только теперь ещё и за его спиной.

— Нет. Уверен, это всё любопытство, но не более. Ему нравиться её раздражать, потому что её это заметно задевает, но ничего серьезного в этом нет, — беспечно ответил Дункан. — Хотя должен признать, было бы не так уж плохо, если бы они были вместе, — эти слова будто пригвоздили Джеймса к полу. Он нахмурился, испытывая смешанно противоречивые чувства, когда не должен был, наверное, не чувствовать ничего. Эта мысль могла бы вызвать насмешливую улыбку на лице, ироничную шутку в ответ, но точно не замешательство, в которое он с головой погрузился, будто допускал то, что это действительно могло быть не так уж плохо.