С другой стороны, кто знает, что случится, если я ни в чем не признаюсь? Сегодня погибли люди. Пусть виноват темный эльф, я имею к убийству прямое отношение. А у эльфа могут быть и сообщники, и заклинание на мне может оказаться не единственным. Хотя раз эльфа схватили и его допрашивает сам Дамиан, может статься, из него вытащат всю информацию. И опасаться мне уже будет нечего.

Да, помолчу-ка я пока, пожалуй. После признания мое положение не улучшится, а ухудшиться очень даже способно.

Я притихла, из-за собственных согнутых коленок изучая собравшихся мужчин. Подожду развития событий, а там посмотрим.

Рядом, в постели, внезапно что-то зашевелилось. Я вздрогнула и расслабилась, осознав, что это шуршит зачарованное полотенце.

— Я его уберу, — Эл потянулся к нему.

— Оставь, — вздохнула я. — Его же маги проверили. Давай хоть посмотрим, что оно будет делать. Нападет — уберешь.

— Если нападет, я его дотла сожгу, — пообещал Микки, с тревогой наблюдавший за нами.

Я уже сжалась, готовясь к какой-нибудь гадости, но ничего страшного не произошло. Мягкая ткань медленно наползла мне на плечи и застыла. Я с подозрением скосила на полотенце глаз.

Тишина и спокойствие.

— Это что оно сделало? — озадаченно спросил Сокол.

— Укутало меня, — не слишком уверенно ответила я.

И в самом деле, стало немного теплее. Это что же получается, бездушное полотенце более чуткое, чем несколько женихов, глазеющих на меня последние десять минут?

— Запишу его новым женихом, — твердо решила я.

Пятым или шестым? Так легко забыть очередность…

Лица у Сокола и Фаудо сразу скисли.

— Нельзя его в женихи, — заспорил «норвежец». — От него ребенка не родить.

— Полностью согласен с моим северным другом, — поддакнул «испанец». — Пусть у него, как у всех северян, пусто в голове, но и оттуда иногда вылетают дельные вещи.

— Договоришься, ровирец, — прорычал Сокол.

— А полотенце еще и молчит, — пробормотала я.

Микки тихо, но одобрительно хмыкнул. Сокол с Фаудо бросили друг на друга уничтожающие взгляды и будто бы невзначай разошлись в разные концы комнаты. А мне отчаянно захотелось, чтобы Мэйрис и Арис поскорее разобрались в принципах работы механизма эн-Сандрисов.

В дверь стукнули. Один раз — исключительно для проформы. Почти без паузы дверь распахнулась, и на пороге появился Дамиан.

Он был бледнее, чем обычно. С губ и скул совсем сошел цвет, и белизна кожи приобрела нездоровый мертвенно-голубоватый оттенок. Под блеклыми глазами пролегли синяки. Черный с серебром наряд усугублял мрачность его образа. Взгляд, брошенный на меня из-под темных бровей, тоже был совсем не радостным.

Мне отчего-то стало страшно. Я вжала голову в плечи и неосознанно придвинулась к Элу.

— Очнулась? — спросил меня Дамиан, проигнорировав то, как перед ним в приветствии склонились мужчины. — Как себя чувствуешь?

Если бы еще чуть-чуть больше тепла в его голосе…

— Терпимо, — повторила я то, что говорила эльфу.

Демон-дракон широкими шагами прошел через комнату. Он по-хозяйски ледяной рукой коснулся моего подбородка, поворачивая голову и осматривая меня со всех сторон. Потом, заметив порвавшийся рукав и следы крови, нахмурился.

— Болит?

— Так, не очень, — соврала я.

Кажется, Дамиан об этом догадался.

— Почему не перебинтовали ей руку? — рявкнул он на мужчин.

— Так ведь ее раздевать для этого пришлось бы, — попытался оправдаться Микки.

— Ты резать ткань не умеешь? Зовите лекаря, сейчас же. Пусть на избранную наложат исцеляющее заклинание.

Сокол тут же ненадолго вышел из комнаты, чтобы передать со слугами приказ. А на меня уставился тяжелый взгляд Дамиана, словно это я была виновата в том, что меня не залечили.

— Ходить можешь?

— Могу…

— Переоденься. Пойдешь со мной. Спустимся в темницу, я хочу, чтобы ты поговорила с темным эльфом.

Похоже, от его командного тона ошалела не одна я. Эл приподнялся.

— Разумно ли это, господин? Избранная только что пережила нападение убийцы.

— Она сказала, что может ходить, — отрезал Дамиан.

— Ее опасно отпускать к тому, кто час назад ворвался во дворец и убил нескольких человек, подвергнув риску жизнь самой избранной.

— Это мне решать, что для нее опасно, а что нет, — зарычал он. — Она моя избранная.