— Эй, Мила, ты чего это?

Самородов соскочил со своего места, присел рядом, притягивая меня к себе.

— Что случилось-то?

— Жизнь случилась, — пропищала я, вытирая салфеткой промокший нос. Скорее всего и косметика потекла, вон и рука Александра усердно делает из моей прически прилизанный скальп. Но сейчас это не имело никакого значения. Вся накопившаяся боль переливалась через край тонкими ручьями слез.

— Я его потеряла!

— Кого? — не понял Самородов.

— Сына. На пятом месяце беременности. Несколько лет назад, — завыла еще горще. — Такое бывает. Так сказали мне врачи.

Александр попросил у официанта стакан воды, а на предложение удалиться в вип зону, дабы не смущать остальных посетителей гаркнул так, что официант бросился наутек. Вероятно, в вип зону.

–  И Свету я потеряла. Да, я это понимаю. Ей же было всего десять лет. Она еще ничего толком и не понимала. В этом возрасте ей очень нужна была мама, а меня не было рядом.

— Ну, все, все. Со Светой разберемся, не переживай. Вон она у тебя какая вымахала.

— Да, она моя красавица. Только я оттолкнула ее тогда, а теперь и не знаю, как все наладить. Я ушла в себя, предоставив ей лишь мизерную крупицу своей заботы. — И уже совсем тихим, осипшим от слез голосом, прошептала, — и детей я больше иметь не могу. Осложнения во время извлечения плода. Плод! Понимаешь, они назвали моего сына плодом, как будто он какое-то яблоко.

Самородов ничего не ответил, продолжая поглаживать мою бедовую голову. Я прижалась к нему. Так хотелось простого человеческого тепла, понимания, защиты.

Так мы просидели до тех пор, пока за окном дневной город не укутался вечерней поволокой.

Царские хоромы

Вот что бывает, когда расклеиваешься, а склеить себя пытаешься белым сухим. Как там говорят — это не я плачу, а водка. Ну, в моем случае вино. Ох, как оно плакало. Точнее, оно было именно тем огниво, которое поднесли к промасленному фитилю. Фитилем же была моя многолетняя депрессия.

Я смотрела на свое отражение в зеркале дамской комнаты. Косметика выдержала водопад слез. Джокер из меня не получился. Спасибо вам, ривгоши, лореали, шанели и все все, кто участвовал в разработке водостойкой туши и всего прочего.

Былую истерику выдавал лишь распухший нос и покрасневшие глаза. Израненная душа. Апатия и опустошенность. Сейчас мне было глубоко чихать на увольнение, Шольца, Викусю и всю грязь, которая тянулась от этой парочки.

К тому моменту, как я вышла из дамской комнаты, Самородов уже расплатился по счету и стоял у окна, крепко задумавшись.

— Отвези меня домой, пожалуйста, — попросила я, подходя ближе. Александр повернулся ко мне, смотря так, как будто забыл где и с кем находится.

— Да, конечно, Мила. Пойдем.

В холле нам выдали верхнюю одежду, проводили до лифта и пожелали хорошего вечера.

Максим уже ждал нас. Александр открыл передо мной пассажирскую дверь, помог разместиться, и, обогнув машину, забрался сам в салон.

Практически всю дорогу мы молчали, каждый думая о своем. Лишь однажды Самородов нарушил нависшую тишину.

— Мила, послушай, пожалуйста. Я хотел бы попросить тебя не увольняться пока. Возьми отпуск, тем более давно пора. Я не хочу тебя потерять. Сделаешь это для меня?

Возможно, часа так четыре назад я уперлась бы своими ветвистыми рогами (спасибо мужу) и спорила бы до посинения. Но не сейчас. Просто какой-то выжатый лимон, и даже косточки внутри потеряли свою прочность. Я нашла в себе силы лишь кивнуть. Отвернулась к окну и смотрела на жизнь, проносящуюся мимо меня.

Второй наш разговор случился, когда Макс привез нас по указанному адресу. Спугнув светом ксеноновых фар моих собратьев-бомжей.

Самородов молча вышел из машины, открыл пассажирскую дверь и навис надо мной, не давая выйти.

— Что это? — спросил он.

— Мусорные баки, — ответила, прекрасно понимая, что не их он имел в виду.

— Вот я и вижу, что не гранд отель. Мила, ты здесь не останешься!

— Здрасьте, баба Настя! — злость помогла мне собраться. — Точнее, здрасьте, дядя Саша. Это вот мне интересно сейчас стало, кто же мне запретит!?

Судя по взгляду потемневших глаз Самородову много чего хотелось мне сказать. Но он стоически молчал. Стоял и молчал.

— Мне нужно это место. Ты даже не представляешь как. Я хочу быть здесь. Хочу начать с начала. С нового гребанного листа. Хочу ощутить самое дно, а потом подняться. Понимаешь, нет?

Я вышла из машины, отталкивая его от двери.

— Мне уже сорок лет. Я взрослый человек. Либо принимаешь это, либо, давай, до свидания!

Схватила сумочку, попрощалась с Максимом и двинула походкой "отойди, а то убью" к своему подъезду с железной пошкрябанной дверью с неприличной надписью на ней в центре.