Телефонный звонок разбудил меня. Пять минут продлились дольше. Часы свидетельствовали о том, что проспала я почти полчаса.

Мелодия звонка продолжала играть, пока я медленными движениями, еще не отойдя ото сна, пыталась дотянуться до телефона.

— Ало, — первая попытка вышла хриплой. Откашлялась. — Слушаю…

— Людмила Константиновна, беда.

Знакомый страх пробежался по спине, замуровывая меня в ледяной кокон. Я же чувствовала, знала…

На том конце провода вещала Галина Сергеевна. В последнее время мы часто с ней созванивались. Она рассказывала о жизни детей. Так я узнала, что после нашего праздника одного мальчугана усыновили. Расстроилась, конечно, что это был не Кирилл. Но и за мальчугана, обретшего свою семью, была рада. В каждом нашем телефонном разговоре я всегда расспрашивала о самочувствии Кирилла, надеясь на какое-то чудо самоизлечения.

— Кирилл в больнице, — сказала Галина Сергеевна. Вместе с ее словами пришло ледяное спокойствие, сосредоточенность, ясность мысли. Как будто мой незримый враг, наконец, обрел свое лицо. И теперь мне стало гораздо легче, так как я знала, с кем предстоит бороться.

— Галина Сергеевна, в какой Кирилл больнице? Я могу заручиться вашим разрешением пройти к нему?

Конечно, Галина Сергеевна пообещала посодействовать мне во всем.

После завершения нашего с ней телефонного разговора, я перезвонила Самородову.

— Саша, сейчас позвонила Галина Сергеевна. Кириллу стало хуже. Он в больнице. Я еду к нему, — сама была поражена, с каким хладнокровием все это было сказано.

— Мила, ты уверена, что готова к этому? — последовал вопрос.

Самородов не стал уточнять. Но в его словах содержалось больше, чем просто один вопрос. Готова ли я привязаться к больному ребенку? Готова ли пережить еще одну потерю? Готова ли?..

— Да.

Наверное, это первое решение в моей жизни, принимая которое я ни капли не сомневалась.

— Сейчас подъеду.

Самородов отключился. Как и я. Не в смысле, сбросила вызов, а перестала функционировать на все то время, пока ждала его. Отогнала дурные мысли, выстроила вокруг себя непробиваемую стену, задушила все эмоции на корню.

В больницу мы прибыли через минут двадцать. Весь путь в машине стояла полная тишина. Нет, она сейчас была кстати. Я хотела оставаться в своем коконе, а разговоры могли бы разрушить иллюзию того, что все будет хорошо.

Удивилась ли я тому, что Александр вошел в вестибюль больницы вместе со мной? Не знаю, скорее нет. В регистратуре нас направили в кардио отделение. Мы поднялись на лифте на третий этаж. А там за двустворчатыми деревянными дверями, выкрашенными в персиковый цвет, с вставками из толстого стекла, находился ряд палат.

Самородов открыл передо мной дверь. Гнетущая тишина накрыла меня, словно в этом помещении звуки просто не имели место быть.

К нам подошла медсестра. Я представилась, не забыв упомянуть и имя Галины Сергеевны.

Конечно, посещения пациентов чужими людьми были строго запрещены. Но для нас сделали исключение. «Чужие люди» неприятно резануло слух. Но тут уж как угодно называйте, только к ребенку пустите.

Медсестра подвела нас к таким же двустворчатым дверям, распахнула их. Кажется, и здесь тоже нет места звукам или это я так выстроила свою эмоциональную непроницаемость, что отключила вообще все чувства.

В палате находилось четыре койки. Каждая была занята. На трех из них сидели мамы с маленькими ребятишками разного возраста. На четвертой сидел Кирилл. Он внимательно наблюдал, как на соседней койке мальчик собирает конструктор. На вошедших он не обратил никакого внимания, вероятно, просто не думал о том, что кто-то может прийти к нему.

Мы прошли, лавируя между койками. Подошли к Кириллу. Только после этого он оторвался от наблюдения за сборкой какой-то неведомой конструкции. В голову пришла запоздалая мысль, что надо было купить ему какую-то игрушку. Обязательно исправлюсь.

Кирилл похудел, побледнел, а носогубный треугольник был синюшным. Или здесь, в этом персиковом царстве, он казался таким?

Я видела, как процесс узнавания отражается на лице мальчика радостной улыбкой. Он перевел взгляд на меня, потом на Самородова. Оторвавшись от созерцания наших лиц, опустил глаза на мою ногу. Нахмурился.

— Сильно болит? — спросил Кирилл.

— Вообще не болит. Не возражаешь, я присяду? — я указала на кровать. Мальчик пересел, давая возможность уместиться мне рядом.

Александр взял стул, находящийся у стола. Подсел к нам.

— Галина Сергеевна сказала, что ты здесь. Как дела? — спросила я, понимая, на сколько глупо сейчас звучит мой вопрос.

— Все хорошо, тетя…

— Тетя Люда, — помогла я ему. — А это Александр Дмитриевич, — представила я Самородова. Конечно, Кирилл его знал. Как могло быть по другому? Я же столько раз ловила на Самородове взгляд мальчика. Но сейчас, не смотря на свою эмоциональную скорлупу, я не знала, что сказать.

— Дядя Саша, — поправил меня Самородов. Протянул руку мальчику.