Затем последовала проверка второго этажа. Наша спальня была первой. Женщина заглянула даже под кровать, вероятно, ища компромат. А в гардеробной, так и вовсе, простучала стены, наверное ища вход в потайную комнату.

Так, ничего интересного и не найдя, вернулась в спальню. Воззрилась на железные круги — крепления пилона. Сначала долго рассматривая верхнее, затем нижнее, рисуя в своем воображении ответ для чего они здесь.

— Что это такое? — спросила она. То ли не догадалась, то ли, наоборот, хотела подтвердить свои подозрения.

— Ох, здесь раньше был пилон. От бывшей девушки Александра Дмитриевича остался. Представляете, Мария Семеновна! Куда мир катится! — заговорщицки проговорила я. — Конечно, я сразу настояла на том, чтобы это было убрано отсюда. Вот нравы пошли, да?!

В этот момент мне даже показалось, что женщина немного оттаяла. Все мы вчетвером воззрились на предполагаемого виновника всех непотребств. Самородов лишь развел руки в стороны, говоря, что это все дела минувших лет. А сейчас он поумнел.

"Прости", — одними губами прошептала я, когда следом за женщинами выходила из спальни, на что Самородов ответил щипком моих ягодиц. Предостерегающе зыркнула на него. Еще не хватало, чтобы Мария Семеновна стала свидетелем брачных игр Самородова. Да она нас тут со всем внутренним содержимым сожрет.

Дальше последовали комнаты, одна из которых была оборудована под детскую для Кирилла. Я подумала, что это принесет нам лишний плюс в глазах социальной службы.

— Рановато вы тут все обустроили, — скрипнула недовольным голосом проверяющая. — Денег столько потрачено. А вдруг все зря…

— Мы не последний кусок хлеба доедаем, Мария Семеновна… — ответил Айсберг Дмитриевич, потерявший терпение. — Я могу позволить купить своему сыну компьютер и футбольный мяч.

Да твою же налево.

Я попыталась сгладить образовавшийся угол предложением выпить чая с тортом, но все присутствующие отказались.

После высказывания Самородова делегация засобиралась восвояси, ничего нам не сказав. Только лишь в дверях Мария Семеновна оповестила нас, что сообщит о своем решении Галине Сергеевне. На мой вопрос, когда ждать этого момента, проверяющая ответила закрытой дверью.

— Саша, она не даст согласие. Ну зачем надо было ее обижать?

— Ее жизнь обидела, а не я. Не переживай, Мила.

Самородов прошел на кухню. Поставил чайник. В доме из горячительного был только этот напиток, так как все спиртное было заранее унесено и надежно спрятано. Только вот зря все это.

Айсберг Дмитриевич налил две кружки ароматного чая. Сделала несколько обжигающих глотков, немного успокаиваясь.

Самородов поставил свою кружку на стол, отнял у меня мою, расположив ее рядом с фарфоровой соплеменницей.

— Так что ты там говорила про бывшую подругу, а, моя любительница острых ощущений? — спросил он, надвигаясь на меня.

— Я… Саша, это была ложь во спасение!

— Дааа?? — протянул Самородов, подтягивая следом за собой стул. Установил его у столешницы. Провела параллель.

— Саша, ты с ума сошел? А вдруг вернутся?

— Не вернутся.

Айсберг Дмитриевич подошел ко мне, подсаживая на край столешницы, размещая загипсованную ногу на стуле.

— Ну что, Нехочуха, возьмешь меня? — спросил он, расстегивая цепочку мелких пуговиц на блузке.

— Возьму!

Нам удалось забыться на некоторое время в объятьях друг друга. Да, сейчас это было просто необходимо.

Мы с тобой одной крови

Последующие несколько дней стали настоящим испытаниям для моих нервов. Меня кидало то в слезы, то в еле сдерживаемую ярость. Каждое утро я звонила Галине Сергеевне узнать, есть ли какие-то новости для нас. И лишь на третий день таковые появились.

Галина Сергеевна пригласила нас в детский дом, сказав, что это не телефонный разговор. Отказали! Почему-то я была уверена в отрицательном решении относительно получения опекунства, пусть и временного, над Кириллом.

В полной гнетущей тишине, временами разбавляемой моими всхлипами, добрались таки до детского дома. В кабинете заведующая ждала нас вместе со знакомым нам уже юристом и представителем социальной службы — Марией Семеновной.

Точно, отказали. А главная проверяющая пришла насладиться своим триумфом.

— Людмила Константиновна, Александр Дмитриевич, присаживайтесь, пожалуйста.

Я посмотрела на предлагаемые места для сидения. Боже, зачем такие церемонии. Просто скажите, что не считаете нас пригодными для опеки над ребенком и отпустите.