— Кирилл, — ответил тот, отвечая на рукопожатие. Его лицо озарилось такой радостью. Ведь сам Александр Дмитриевич стал для него немного ближе. Стал дядей Сашей.

Мы просидели в палате еще минут сорок. Кирилл заметно расслабился. Начал улыбаться, смеяться над шутками. А мою затею написать что-нибудь на гипсе воспринял с большим энтузиазмом.

"Я хочу, чтобы вы паправились". Пусть и с ошибкой, но эти слова проникли в меня, цепляя все струны души и сворачивая их в ком.

Как же я хочу сказать тебе тоже самое, маленький мой, но боюсь, что если начну, не смогу остановить слезы, которые и так уже на подходе.

Конечно, о состоянии здоровья Кирилла нам не удалось выяснить ничего. На все вопросы был один ответ — чужие люди. Никто. Доступ к информации о состоянии здоровья пациента имеют лишь члены семьи. А с учетом того, что Кирилл круглый сирота, то наши попытки больше походили на бег по кругу.

Так и оставшись ни с чем, мы вернулись на работу. Александр предложил отвезти меня домой, только что мне там делать одной? Нет, лучше вернуться в Землестрой. Там хотя бы немного можно отвлечься.

Отвлечься…

Я штудировала информацию, выданную мне поисковиком на тему пороков сердца. Столько разновидностей, столько неизлечимых случаев, столько горя и боли. В какой-то момент поймала себя на мысли, что уж если есть место пороку, то пусть он будет вот этим, в какой-то степени, самым легким.

Вечером, возвращаясь домой, я сказала Самородову то, что планировала сказать весь день:

— Саша, я хочу усыновить Кирилла. — Голос ровный, хотя и свело горло, словно на шею накинули удавку.

Лучше сказать это сейчас, выяснить все до свадьбы. Самородов может отказаться. На самом деле, имеет полное право. Это слишком серьезный шаг. Так же как и я имею право выбрать ребенка.

Как мне сказала Ольга Ивановна… Материнское сердце подсказало. Сегодня я ощутила это на себе. Наверное, я и до этого дня чувствовала родство с этим мальчиком, только сегодня к этому прибавилось необходимость быть рядом. Не ему, мне.

Самородов тяжело вздохнул. Потер переносицу.

— Мила, я переживаю за тебя. Я хотел бы, чтобы ты взвесила все риски.

— Я все обдумала, — сказала я холодно, понимая, что вот сейчас прозвучат слова и я поставлю жирную точку, навсегда разделяющую нас.

— Ты готова пройти через это?

— Если ты о том, что я уже потеряла одного ребенка, и могу потерять и Кирилла, то да, я это понимаю. Я пройду через это! — ответила я, отстегивая ремень безопасности. Будто уже прямо с этого места готова была двинуться в путь. Гордо выйти из машины на скоростную трассу. Ага.

— Тогда это единственное верное решение в данной ситуации. В горе и в радости, да?..

Защелка от ремня безопасности вернулась на место. Я повернулась к Самородову, до сих пор не веря в то, что услышала.

— Ты уверен, Саш? Это серьезный шаг. Не надо идти на него из жалости ко мне или Кириллу. Я и одна справлюсь…

— Мила, — прервал мою речь Самородов. — Ну как это все умещается в твоей голове!?

Как, как? Заземляюсь периодически.

Новая ячейка общества

Конечно же, на следующее утро первым делом мы отправились в детский дом, где нас уже ждала заведующая и юрист. Они предложили пока получить над Кириллом временную опеку и начать собирать документы для постоянной. Мальчик попадал под категорию детей, которым могли быть назначены временные попечители с учетом его состояния здоровья. Для того, чтобы получить постоянную опеку нужно было собрать много документов, к тому же решение о предоставлении родительских прав и обязанностей должен выносить районный суд. Не было у нас столько времени.

Но и тут возникла загвоздка, опекуном мог стать только один из нас, так как на бумаге ни я, ни Самородов, не имели точек соприкосновения.

Вопрос по взятию на себя попечительских прав отложили до завтрашнего дня. Теперь пришлось ехать в загс и договариваться о проведении регистрации бракосочетания на неделю раньше.

Не знаю, как уж Самородову это удалось, видимо, деньги и правда решают все, по крайней мере бюрократические вопросы точно, но к обеду в моем паспорте уже стояла печать о регистрации брака с этим вот улыбающимся гражданином.

Ни колец, ни свидетелей, ни платья. Ежедневные деловые костюмы, костыли да гипс. А еще наши счастливые улыбки и первый поцелуй как супругов.

— Теперь от меня никуда не денешься, жена! — сказал улыбающийся Айсберг Дмитриевич, по обычаю, вынося меня на руках из загс-а. Свадебным антуражем, вместо летающих лепестков, были костыли, которые, придерживаемые моей рукой, болтались, словно маятник.

— Да я и не планировала, муж, — ответила я, целуя его в свежевыбритую щеку, вдыхая знакомый аромат лосьона после бритья.