— Ты что, Полина, — он смотрит на меня, как будто я ляпнула какую-то глупость. — Там я как раз свой.

Пытаюсь не думать над этим странным противоречием — почему с таким сильным желанием выйти за рамки привычных порядков, Артур считает родной самую что ни на есть старорежимную среду. Внезапно оживший на заднем сиденье Вэл снова отвлекает моё внимание:

— Появилось! Появилось! Сеть, блядь! Останови! Я хочу выйти! Мне надо позвонить! Я хочу оставить после себя миру последнее слово!

— Останови, он же не отстанет… — прошу Артура, и он, снижая скорость, сворачивает к обочине дороги, на которой, кроме нас не видно больше машин. Последние полчаса их становилось все меньше и меньше, только пару раз протарахтели какие-то подозрительные автобусы, а еще мы увидели настоящую бричку с лошадью. Теперь же, стоя на пустой трассе, окружённой полями с кукурузой, мы наблюдаем, как Вэл, драматически воздевая руки от желания поймать сигнал, носится вдоль и поперёк дороги.

— С проезжей части сойди! — вновь прикрикивает на него Артур и дизайнер, на которого резкие команды имеют отрезвляющее действие, послушно сбегает под откос.

— Тут только кажется, что никого нет. Транспорт может появится в любую секунду и только мокрое место от него останется, — обьясняет мне Артур, пока я верчу головой во все стороны, стараясь по звукам угадать приближение автомобилей. Но вокруг нас только шумит в кронах тополей свежий ветерок и беспокойно шелестит листьями кукуруза. Хоть я и не Вэл, но тоже чувствую, как страх пробирается под кожу — несмотря на умиротворенные пасторальные пейзажи, ощущение, что сюда не проникают следы цивилизации, становится все сильнее.

— Так странно здесь. Как будто время остановилось. Это место, наверное, было таким десять, двадцать и сто лет назад.

— Насчёт ста не скажу, но десять-пятнадцать лет назад — точно, — Артур подходит сзади и обнимает меня со спины. — Ты чего, Полин? Не бойся. В этом же и кайф — все меняется, и только здесь все настоящее, как ты любишь.

— Не знаю… Не чувствую я почему-то тут никакой свободы. Вроде все такое… безграничное. Но как-то обманчиво это все. Как затишье перед бурей.

— Не парься, — чувствую, как его губы легко касаются моей макушки. — Ты просто не выспалась. У тебя всегда утром такие мрачняки?

— Всегда, — стараюсь, чтобы мой голос звучал не слишком трагично. — Не знаю, как тебе удалось меня уговорить встать в шесть утра. И, главное, тебе-то хоть бы хны! А тоже лёг со мной непонятно когда.

— Я люблю утро, — признаётся Артур. — Когда гостил у деда, мы всегда просыпались рано — еще до пяти. На рыбалку ходили, червей копали там…

— Романтика! — не могу удержаться от саркастичного замечания я.

— А то, — его совершенно не задевает мой тон. — Если оставались в усадьбе — начиналась обычная работа. Лошадям — сена дать, скотине — корм. Потом — на выпас.

— Нет, серьезно — романтика, — мне становится стыдно за мою насмешку. В его голосе я слышу настоящую теплоту, которая возникает тогда, когда вспоминаешь что-то дорогое и особенное.

— Я когда сюда попал в первый раз… — продолжает Артур. — Первый раз, который помню. А то меня к деду еще в пеленках возили, это не считается. Так вот, перед отъездом два дня ревел, не хотел назад возвращаться, в город. И постоянно, когда приезжаю, радуюсь, что ничего с тех времен не поменялось. Это здорово, Полин. Когда вокруг все как ты хочешь, зачем что-то менять? Все уже и так есть, как должно.

Словно бы в опровержение его слов о неизменности здешней среды из-за откоса, спускающегося к полям, вновь показывается Вэл — он все еще пытается поймать гуляющий нестабильный сигнал.

— У меня туева куча пропущенных, бля!!! — страшно кричит он, потрясая мобильным. — Все как сговорились! Они чувствуют, что я могу исчезнуть навсегда! И хотят проводить меня в последний путь! Даже Николя-бля-бля-бля из Франции звонил! Тот самый, прикинь? Динамщик! Три месяца от него ни слуху ни духу, а тут тоже — нарисовался!

Удивлённо приподнимаю брови — странный заказчик, с которым Вэла свёл один из его постоянных клиентов, пару раз срывался с крючка без объяснений, чем доводил дизайнера до белого каления. И вот теперь он опять появился — в самое неудобное для переговоров время.

Внезапно мне становится очен жаль Вэла. Зная, как он хотел заполучить свой «французский проект», не могу даже представить глубину его страданий, если все сорвётся просто из-за того, что он был вне зоны.

Может, действительно, он был прав, и нам нужно было вернуться в наш городок, пока не поздно?